Наконец, продолжая свои размышления, Фрейд идет дальше и выдвигает гипотезу, согласно которой и в сумасшествии есть своя «часть исторической правды»
и то, во что пациент верит в бреду, уходит своими корнями в детство. А значит, существует возможность при помощи психотерапевтической работы отыскать зерно правды в содержимом бреда, освободив его от деформаций. Иными словами, Фрейд приходит к выводу, что бред больных тождествен конструкциям, которые мы строим в анализе и что он в то же время представляет собой попытку исцеления, как он неоднократно показывал раньше. Но, добавляет он, «в условиях психоза [бред] неизбежно заменяет часть реальности, которую отрицают в настоящем, частью реальности, которую мы отрицали в далеком прошлом» (р. 280). Тогда встает вопрос об отношении между отрицанием и вытеснением: «В каждом индивидуальном случае, мы должны выявить внутренние связи между тем, что отрицается в настоящее время, и тем, что некогда подверглось вытеснению» (р. 280). Хотя Фрейд не дает окончательного ответа на этот вопрос, его заслуга уже в том, что он его задал.В заключение Фрейд выстраивает красноречивую параллель между психозом и истерией: «Так же, как действие конструкции в том, что она возвращает утерянную часть прожитой истории, так же бред обязан своей убедительной силе частицам исторической правды, которую он помещает вместо отвергнутой реальности. Таким образом, я мог бы сказать по поводу бреда то, что я когда-то уже говорил об истерии: больной страдает от воспоминаний»
(р. 280).