Читая Маркса... (Сборник работ)

Ряд мелких иронических реплик обличает тупость, косность, ограниченность мышления буржуа и его теоретических подголосков. «Каждый знает – если он даже ничего более не знает, – что товары обладают… денежной формой стоимости»[72]. «Заметим мимоходом, что и товарный язык, кроме еврейского, имеет немало других более или менее выработанных наречий»[73] (следуют примеры немецкого и романских языков). Анализируя вопрос о рабочем дне, Маркс среди многих примеров приводит один: в 1863 г. в придворной модной мастерской работала модистка Мэри-Анн Уокли. Мастерскую эксплуатировала «одна дама с симпатичным именем Элиз». Реплика о «симпатичности» имени Элиз, «симпатичности» для буржуа, для филистера поставлена в резком контрасте с описываемым случаем: был разгар «сезона», разгар придворных балов, на которых благородные лэди собирались танцевать в роскошных нарядах, предстоял бал в честь «только что импортированной принцессы Уэльской». Мэри-Анн Уокли проработала 26½ часа и от чрезмерной работы «умерла в воскресенье, не успев даже, к великому изумлению г-жи Элиз, закончить последнее бальное платье»[74].

Группа иронических реплик разоблачает классовую суть филистера – конечно, чрезвычайно набожного и благочестивого человека, – тут Маркс пользуется сравнениями по церковно-религиозной части. Так, например, вульгарная политическая экономия сравнивается с… теологией: «Экономисты употребляют очень странный прием в своих рассуждениях. Для них существует только два рода институтов: одни – искусственные, другие – естественные. Феодальные институты – искусственные, буржуазные – естественные. В этом случае экономисты похожи на теологов, которые тоже устанавливают два рода религий. Всякая чужая религия является выдумкой людей, тогда как их собственная религия есть эманация бога»[75]. Это ироническое замечание, вплетенное Марксом в текст I тома, взято им из более ранней его работы – «Нищета философии». Мелкобуржуазный социализм хочет увековечить товарное производство и в то же время устранить самые деньги. «С таким же успехом можно было бы стремиться к упразднению папы, сохраняя в то же время католицизм»[76]. В разделе о рабочем дне – ироническое сравнение: «Гипотеза Ленге, будто кредиторы-патриции устраивали время от времени по ту сторону Тибра праздничные пиршества, на которых подавалось вареное мясо должников, остается столь же недоказанной, как гипотеза Даумера о христианском причастии»[77].

Ряд гневно-сатирических замечаний Маркса разоблачает роль религии в буржуазном обществе. «В различных сельских местностях Англии, например, до сих пор еще нет-нет да и приговорят какого-нибудь рабочего к тюремному заключению за то, что, работая в огородике перед своим домом, он оскорбляет святость воскресенья. Тот же самый рабочий наказывается за нарушение договора, если не пойдет в воскресенье, хотя бы по религиозным мотивам, на какую-нибудь металлургическую, бумажную или стекольную фабрику. Верующий парламент глух к оскорблению святости воскресенья, если таковое совершается в „процессе возрастания стоимости“»[78]. «В Лондоне многочисленные рабочие-поденщики заняты в птичной и рыбной торговле и не освобождаются в воскресенье… Этот воскресный труд поощряется как раз изысканной гастрономией аристократических святош… Эти святители… проявляют свою христианскую душу в том смирении, с которым они переносят чрезмерный труд, лишения и голод третьих лиц»[79]. Тот же гневно-сатирический характер имеет реплика, брошенная Марксом при исследовании вопроса о детском труде. Капиталисты отчаянно дрались за снижение возраста категорий, которые под именем «детей» должны были работать не более 8 часов; чем ниже опускалась возрастная граница, за которой ребенок переставал официально признаваться ребенком, тем выгоднее для капиталиста эксплуатация детей. Маркс бросает реплику: «Согласно капиталистической антропологии детский возраст оканчивался в 10 лет или же в крайнем случае в 11 лет»[80].

Наконец, еще одна форма иронии Маркса – это насмешливое утверждение самоочевидности, иногда саркастическая тавтология. Это – также один из способов разоблачения буржуа и его теоретика-филистера, не желающих видеть очевидного и изобретающих «глубокомысленные» объяснения, затушевывающие кричащую реальность процесса высасывания прибавочной стоимости из рабочего. Маркс замечает об этой особенности вульгарной политической экономии: «Ни в одной науке, кроме политической экономии, не провозглашаются с такой претенциозностью элементарнейшие общие места»[81]. Вот несколько примеров этого иронического приема у Маркса: