Читаем Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги полностью

Да, в романах тоже встречаются досадные проколы, не говоря уже о том, какие ляпсусы позволяют себе сами читатели, обожающие искать повсюду ошибки. Эти нестыковки, конечно, изрядно портят атмосферу, но, несмотря на эту свою очаровательную привычку, не могут разрушить все здание. Наше желание на время позабыть о собственном неверии, когда мы сталкиваемся с художественным вымыслом, достаточно сильно, чтобы мы могли великодушно простить подобные недочеты во имя поэтической веры. Она призывает нас отложить красную ручку и подыграть неловкому демиургу – конечно, если только он не наляпает слишком много ошибок. «Я прекрасно знаю, что в этих книгах полным-полно технических неточностей. Их даже бесполезно перечислять. Чтобы вы знали, я сделал это намеренно и сейчас объясню вам зачем», – так говорит Жорж Сименон в своей книге воспоминаний, представляя себе воображаемый диалог со своим самым известным персонажем – комиссаром Мегрэ. В этой пламенной речи в защиту собственной творческой религии автор объясняет герою, что правда никогда не выглядит правдивой, иногда ее приходится намеренно приукрашивать, чтобы все это иллюзорное построение не рухнуло.

Психолог Виктор Нелл описывает ментальное состояние читателя как разновидность гипнотического транса и отсылает к классической идее Фрейда, согласно которой литература и искусство теснейшим образом связаны со снами наяву. Он также добавляет, что во многих языках встречаются выражения, метафорически уравнивающие чтение с воображаемым и полным эмоций похищением: мы говорим, что роман нас «захватил», «перенес в другой мир» или же что нас «затянуло» повествование, мы «провалились» в него. В этих словах слышится отдаленное, но все же хорошо различимое эхо мистических речей: «Вы чувствуете, будто вас уносит куда-то вдаль, но вы не знаете, куда именно», – пишет все та же святая Тереза по поводу своих приступов левитации. Она ощущала, что в эти минуты «душа покидала тело, и разум чаще всего следовал за ней». Я, конечно, не хочу заявлять, будто чтение – это мистический опыт: непререкаемым свидетельством обратному может послужить и сама Тереза, ведь она смогла побороть свою зависимость от романов. А те, кто ищет не программу реабилитации, а какие-нибудь курсы по книжной йоге и просветлению, отправляйтесь в лес и навестите Генри Торо с его Уолденом. Я, однако, настаиваю, что из всех мирских занятий чтение сильнее всего приближает нас к тому состоянию погруженности в себя, отрешенности от мира, невозмутимой и спокойной сосредоточенности, которое испанцы обозначают словом ensimismamiento.

Можно научиться полностью отдаваться рассказу и точно так же можно и разучиться, потерять поэтическую веру. Обычно это происходит во время долгого путешествия сквозь пустыню, перехода от первых историй к последним, то есть где-то в промежутке между бесконечно долгими днями нашего детства и старости. Эти два периода как горячие источники, где время течет неспешно, подобно воде, почти не движется, а потому вполне способствует принятию теплых книжных ванн. Потом наше внимание, укрепленное занятиями йогой, иссякает, мы теряем свои сиддхи и больше не способны усилием воли подняться над страницей. Мы научились ходить по воде, но теперь, как святой Петр, пугаемся сильного ветра и того гляди утонем. Маловерный! Зачем ты усомнился?[97]


Почти все современные читатели жалуются, что больше не могут как следует сосредоточиться на книге, и по большей части винят в этом мобильные телефоны. И в чем-то они правы. Если сравнить телефон с книгой, то он похож на новорожденного братика, который постоянно хнычет и требует внимания – звонит, вибрирует, показывает уведомления. А мы, как говорит Иисус, не можем служить двум хозяевам, что уж говорить, если оба они совсем малыши. Книга, конечно, старший из детей, но требует ничуть не меньше внимания, чем новоприбывший член семьи, и в первую очередь, о чем не стоит забывать, он еще и желает постоянно сидеть на руках. Этот бумажный сверток нужно как-то держать – если не двумя руками, то одной (помнится, Руссо уклончиво называл «книгами, которые читают с одной руки» эротическую литературу), поэтому чтение не особо подходит на роль фонового действия. К тому же младший брат явно плохо влияет на старшую сестру. Нейробиолог Марианна Вулф замечает, что самая главная прелесть нашего мозга – его способность к адаптации – может стать для человека приговором, причиной будущего вымирания читателя как вида.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству
Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Новая книга известного ученого и журналиста Мэтта Ридли «Происхождение альтруизма и добродетели» содержит обзор и обобщение всего, что стало известно о социальном поведении человека за тридцать лет. Одна из главных задач его книги — «помочь человеку взглянуть со стороны на наш биологический вид со всеми его слабостями и недостатками». Ридли подвергает критике известную модель, утверждающую, что в формировании человеческого поведения культура почти полностью вытесняет биологию. Подобно Ричарду Докинзу, Ридли умеет излагать сложнейшие научные вопросы в простой и занимательной форме. Чем именно обусловлено человеческое поведение: генами или культурой, действительно ли человеческое сознание сводит на нет результаты естественного отбора, не лишает ли нас свободы воли дарвиновская теория? Эти и подобные вопросы пытается решить в своей новой книге Мэтт Ридли.

Мэтт Ридли

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука