Через несколько минут, успокоившись, он глотнул воды из оставленного интеллигентом стакана, и взглянул на часы. Почти полдень. Ночное дежурство, полностью, с его точки зрения бессмысленное, давно закончилось. В прежние времена он бы обязательно остался работать до вечера. Работы всегда было столь много, что казалось — стоит только упустить её на один день, и потом не справишься.
Спустя годы и два развода, он понял, что работы полно всегда. Даже если делать её круглые сутки. Скорее, наоборот: чем быстрее и больше её делаешь, тем скорее она накапливается вновь.
Поэтому майор Скоров без малейших угрызений совести направился домой. Спать ему, впрочем, вовсе не хотелось. Хотелось выговориться.
Достав сотовый, он набрал номер:
— Здравствуй, святой отец. Грехи на мне лежат.
— Тяжелые, грехи-то? — послышался в трубке голос отца Андрея.
— Тяжелые, — вздохнул майор.
— Покайся, сын мой. Станет легче.
— Исповедуешь?
— Как же я могу отказать в спасении души?
— Хорошо. Тебе как обычно, кагор?
Майор прекрасно знал, что кагор отец Андрей терпеть не может.
— Сухое чилийское лучше.
Раз не отказался от вина, подумал майор, значит и ему поговорить нужно.
По пути домой он зашел в магазин. Кроме колбасы и сыра, он долго и старательно выбирал вино. Потом, куда менее старательно, водку.
***
Квартира встретила майора холостяцким уютом. То есть горой немытой посуды, запахом нестиранных носков, незаправленной постелью и хрустом грязи под ногами в прихожей. На кухонном столе одиноко умирал позабытый им недоеденный бутерброд.
Выругавшись, майор раскрыл все окна, скормил грязное белье стиральной машине, подмел и вынес мусор.
Пока стиральная машина, словно меланхоличная овца, пережевывала белье, он вымыл посуду.
Потом сел, уставившись на бутылку водки и соленые огурцы. Остро хотелось плеснуть в стопку, и глотнуть, смакуя на зубах хруст огурчика.
Пить он бросал уже раз пять. Разумеется, безрезультатно.
Прозвенел дверной звонок.
Майор машинально подтянул трусы, резинку которых сдвинуло вниз его брюхо, и так же машинально глянул в грязное зеркало на дверях кухни. Ещё раз выругавшись, он натянул треники, и пошел открывать.
Отец Андрей внешне был полной противоположностью майору. Тот был толст, кривоног, мордат, с лысиной, и всегда выбрит до синевы. Священник же, с козлиной бородкой и волосами, забранными в хвост, в круглых очках, со своей статью мог спрятаться за пакет выпечки, который в этот момент держал в руках.
— Благословите, святой отец.
Вместо этого отец Андрей сунул ему в руки пакет с выпечкой. Её аромат тут же поплыл по комнатам, вытесняя запах стирального порошка и жидкого мыла.
— Монастырская?
— А то как же.
Майор заухмылялся, и свободной рукой указал в сторону кухни.
Отец Андрей сразу же отметил следы поспешной уборки. Толстый слой пыли столь ясно обозначал границу, по которой прошлась мокрая тряпка, что на ней следовало разместить таможенный пункт и подписать договор о ненападении.
Кухонный стол, впрочем, не входил в зону территориальных претензий ни одной из сторон, а потому оказался почти чист. В его центре, словно деловой квартал, возвышались тарелки с нарезкой и фруктами, сверкали хрусталем стопка для водки и бокал для вина. С краю, у стены, трущобами теснились облупленная хлебница и пол-литровые банки то ли с лечо, то ли с фасолью.
Отец Андрей сел на краешек стула, словно воробей на ветку, готовый улететь. Майор плюхнулся грузно, под жалостливый скрип мебели.
Водка плеснулась в стопку, холодная, из покрытой изморозью бутылки. Жидкость закрутилась, капли упали на клеенку, словно выступившие бисеринки ледяного пота.
Густое вино пролилось в бокал тягучей струей, будто христова кровь из-под копья Лонгина.
Они чокнулись.
— За встречу, святой отец.
— За встречу, майор.
Опрокинув в себя стопку, майор потянулся за вожделенным огурчиком. Отец Андрей неторопливо начал чистить апельсин.
— Ты все там же, в группе расследования тех самых убийств?
— В ней самой. Кроме неё, конечно, тоже работы хватает, не без этого. Но в основном занимаемся именно ими.
— И как результат, есть?
— Конечно. Уже троих посадили — все признались. В смысле, в убийствах. Ещё двоих судят. Вскрыта террористическая ячейка, найдено оружие, наркотики и порнография. Ты не поверишь — работаем не покладая рук, а все равно не успеваем.
— Порнография?
— Ага. Детская. По ней тоже план закрывать надо.
Они помолчали. Майор снова налил, в этот раз больше, и посмотрел на святого отца виновато.
Тот выглядел оторопело.
— То есть, на самом деле никакой террористической ячейки нет?
Отец Андрей, даже находясь за стенами монастыря, все равно слышал газетную шумиху по делу.
Майор вздохнул, и поднял стопку, пригласительно мотнув головой. Дескать, давай вначале выпьем.
Подождав, пока порция хмеля ударит в голову, он кивнул.
— Уже есть, как видишь.
— А кто же тогда убийца на самом деле?
— Ты имеешь в виду главаря преступной группы? Есть подозреваемый — некий Алекс. Фамилия неизвестна. Прозвище — Багенге. Не знаю, почему именно такое. Либо что-то связано с Индией, либо с Африкой. Хотя на вид — обычный русский. Даже не негр.