Чюрлёнис

«Не ладья небесная…»

Свободная площадь возле колодца позволила Кастукасу врыть в землю два столба и оборудовать турник с кольцами. Братьев и сестер Кастукас обучал гимнастическим упражнениям. Поскольку не у всех, во всяком случае не сразу всё получалось, ребятня в шутку называла турник «виселицей».

Из Варшавы Кастукас привез парочку рапир и специальные маски, защищающие лица. Объяснял:

– Это – эфес, а этот тупой наконечник, чтобы во время боя или просто по неосторожности случайно не поранить противника, называется флоретто.

– Как? Флорет? – переспрашивали его.

– Можно и так. Вообще-то по-итальянски: фиоретто.

Устраивал Кастукас и «рыцарские» турниры. Посмотреть их приходили, отложив дела, родители, соседи. Ничего подобного в Друскениках не было. Если в поединке участвовал Кастукас, он всегда выходил победителем.

В лесу он устраивал «шишечные баталии».

Изобретательность и фантазии у него были неиссякаемы.

Проявил Кастукас их и когда отец решил, что у них должна быть лодка. Поскольку денег на приобретение солидного «плавсредства» не было и не предвиделось, Чюрлёнис (отец) решил, что сделать лодку смогут и сами. (Вырыли же колодец, не их вина, что вода пригодна лишь для технических нужд.)

Кастукас нарисовал на стене дома модель лодки, похожей на те заоблачные ладьи, которые он изображал на своих картинах.

Лодку делали во дворе. Во время работы затягивали песни в обработке Кастукаса для трехголосого хора: парни – «Вставай, доченька, довольно спать», девочки – «Ох, не бывала вечор во дому», другие. Стихали песни – из комнаты в открытое окно лился этюд Крамера или фуга Баха (кто-нибудь обязательно оказывался за пианино), и только после того, как музыка затихала, Кастукас – как старший – командовал:

– Эй, раззява, подай гвоздь!

Когда лодка была готова, отец принес краски, и начался спор. Кастукас решил, что нужно покрасить двумя красками – внешнюю сторону в темно-зеленый цвет, а изнутри – в светло-коричневый. Но с отцом спорить – только время терять.

Кастукас, отойдя на несколько шагов и критически оглядев темно-зеленую лодку, заявил:

– Получилась не ладья небесная, а старая сношенная клумпа[30]!

Всем остальным новенькая лодка казалась пусть и не небесной ладьей, но очень даже величественной.

Лодку взгромоздили на телегу, младших посадили в нее, и через все Друскеники повезли к Неману. Когда спустили на воду, внезапно разразилась гроза! Небо почернело, вспыхивали молнии. Лодку качало так, что казалось, она вот-вот опрокинется. Младшие страшно перепугались и заплакали. Кастукас мужественно стоял на корме, широко расставив ноги, кисти рук, сжатые в кулаки, засунув в карманы брюк. Голова запрокинута, глаза устремлены в небо, на лице улыбка!

«Улыбка такая, – пишет Ядвига, – которую я еще и сегодня не сумею описать: в ней было и удивление, и какая-то гордость, – как будто отец смотрит на своего ребенка или старший друг на проказы младшего, будто желая сказать ему: “Ну, ну, посмотрим, на что ты способен”. Мне даже казалось, что он вот-вот рассмеется. Но нет, в его взгляде было и какое-то тихое раздумье. Иногда он с такой же улыбкой говорил: “Ох, как хорошо жить!” и тут же, обернувшись, бросал кому-нибудь свое: “Не сердись!”».

Ладья «не небесная» оказалась не поворотлива, с трудом управляема, и Константинас (отец) объявил, что «для своих нужд», то есть для своего любимого занятия – ловли щук, он смастерит себе маленькую и легонькую.

Но и большая лодка нет-нет да и пригождалась в хозяйстве, а уж для катания, для развлечения тем более.

Ближе к вечеру, после трудов праведных, Кастукас мог призвать:

– Так, дети, в Мизарай! Купаться! Йонас, Пятрас, берите весла. Где ключ от лодки? Ляморюс! Ляморюс, пошли с нами!

Несколькими годами раньше Петр Маркевич купил на варшавском вокзале и привез Чюрлёнисам в Друскеники коричневую собачонку. Вскоре L’amie – литовский вариант клички Лямсе – принесла приплод, одного из щенят назвали L’amour. По-французски – любовь. В литовской транскрипции – Ляморюскас. Сокращенно – Ляморюс. Любимец всей семьи.

Ляморюс сопровождал Кастукаса во время прогулок по окрестностям Друскеник.

Когда Кастукас садился за пианино, ложился под его стул.

Осенью на станцию в Поречье Кастукаса – не одного, а с братьями – Повиласом, Пятрукасом и Стасюкасом – повез Янкель. Всю дорогу они задорно распевали деревенские песни. Не потому ли, что жить собирались в городе?..

Глава шестая. «Хочу другой жизни» (1902–1903 годы). Варшава – Друскеники

Микалоюсу Константинасу Чюрлёнису предлагают должность преподавателя в Варшавском музыкальном институте, должность, в его положении материально выгодную, в меру обременительную, позволяющую выкраивать время для собственного творчества. И вновь отказ! Хотя на какие деньги жить – вопрос далеко не праздный! Чюрлёнис собирается зарабатывать частными уроками музыки – в свободное от учебы время – в Варшаву он вернулся с твердым намерением учиться в художественной школе.