Чижик - пыжик

Кореша снабдили меня адресами наводчиков. Я бомбанул несколько хат и поехал в Крым оттягиваться. Там я действительно отдыхал. Брал бабу белую да вина красного и ебал по-черному — пустился в блудную.

Кончился сезон и я поехал в гастроли по стране. В некоторых городах тормозился на день-два. Поставлю хату и дальше подамся. В других задерживался на недельку-две, если находил подпольную секцию каратэ, в которой было чему поучиться. У мусоров я проходил под прозвищем Книжник. За то, что прихватывал интересные книги. На одной хате была такая знатная библиотека, что я чуть не засыпался, еле успел унести ноги до прихода хозяев и ничего, кроме книг, не взял. А потом мне вдруг стало скучно. Зачем воровать, если и так башлей больше, чем мне надо?! Пил я в меру, проигрывать в карты не умел, редко получалось, бабы сами на хуй прыгали — на что еще тратить?! Но я-таки нашел — подсел на иглу.

Дурь я и раньше шмалил, а кололся всего раз на зоне. Решил попробовать. Разочаровался, потому что ожидал большего. А тут заскочил в Толстожопинск, заглянул к Чичерину. Он угостил колесами, потом предложил уколоться за компанию — и покатились яйца с горки, а хозяин под гор у . Не скажу, чтоб кайф был супер, но жизнь становится намного проще. Ходишь себе, почесываешься, и так тебе все по облому, так полон самим собой, легкостью собственного бытия, что лучше не придумаешь. Но хорошо — это хорошо, а слишком хорошо — это уже хуево. К этой простой мысли я пришел не сразу, по облому было извилины напрягать. Я забросил спорт, баб, карты. Кроме наркоты меня ничего не интересовало, а на нее денег хватало. Гонят это все в газетах, что наркомы ради дозы идут на преступление. Придурки жизни, осколки жопы — да. Такие и за стакан вина глотку перережут. В те времена любителей было мало, мак и конопля где только ни росли, не ленись собирать. Чичерин каждое лето запасал целые стога маковой соломки, на следующий год оставалось. Частенько я у него на шару кололся. Приду утром, когда он для себя готовит, уколемся втроем — я, он и Кобыла, и потопал к себе. Шагаешь по улице, вокруг людишки суетятся, дерутся за кусок колбасы, а ты живешь эпохою, тебе заботы похую. Гостил я на даче у Шлемы. И ему хорошо — сторож бесплатный. Накидаю березовых дров в камин и сижу смотрю часами, как они горят, как бьется пламя.

Зима пролетела незаметно, не помню даже, холодная была или нет. В начале марта вышел я утром из дому поссать на мороз. День был солнечный, снег под деревьями отливал голубизной и воздух пах весной. И все это мимо, мимо…

Я подгреб к краю крыльца, достал из ширинки сморщенный хуек. Лучше нет красоты, чем поссать с высоты. Желтая струя пробила скважину в снегу. Я стряхнул с хуя последние капли. Сколько ни ссы, а хоть капля, но в трусы, Спрятал его в трусы и попытался вспомнить, когда последний раз ебался. Не ночует хуй в пизде, значит, скоро быть беде. Я постоял на крыльце, переминаясь с ноги на ногу. Привычка ходить босиком — все, что осталось от занятий каратэ. Хватит, решил я, подурковали — пора и честь знать. С этого дня ни капли в вену, ни сантиметра в жопу.

Решить было легко, а выполнить… Ломка — это не просто боль и даже не боль вовсе, это высшая степень желания. Я хотел уколоться, меня словно подталкивали к химке, которую я зашвырнул с крыльца в сад. Или стоит пройтись к Чичерину — и покой. Необъяснимая тревога сменялась вспышками гнева. Я метался по даче, круша старую мебель, но боли не ощущал. Когда стало совсем невмоготу, сделал горячий укол. Тело полыхнуло от внутреннего огня, покрылось ядреным потом. От меня так сильно завоняло псиной, что самому стало противно. А говорят, своя пизда не воняет. Минут пятнадцать я балбел, затем все началось с еще большей силой. Я в одних трусах выбежал во двор, упал в снег. Я катался по нему, колючему и скользкому, и казалось, что снег шкварчал и таял подо мной, как под раскаленным железом. Снеготерапией занимался до тех пор, пока не ощутил холод. Зашел в дом — опять заколотило меня. Вернулся в снег. И так несколько раз. К ночи полегчало, я забылся в тревожном сне, в котором пытался уколоться и просыпался от страха. Где была явь, а где сон — не разобрать. Главное, что ни во сне, ни наяву не ширнулся. Была ли это сила воли — не знаю. Считаю, что просто упрямство. Если решил, то расшибусь, но добьюсь своего.

Три дня я не высовывался из дачи, боялся неведомо чего или кого. Я ходил по комнатам, собирал обломки погромленной мебели, а потом сидел у камина, смотрел, как они горят, боясь оглянуться. Позади было что-то жуткое, я ощущал это что-то затылком. Чувствуют хуй в жопе, все остальное — ощущают. Справиться с жутью у меня не хватало сил. Дряблые, словно разрыхленные, мышцы разучились распирать шкуру, не способны были поднять что-либо тяжелее ложки. Но и жрать не хотелось абсолютно, только воду хлебал ведрами.