Член общества, или Голодное время (журнальный вариант)

«Ну как? — подошел ко мне Долмат Фомич, когда лекция завершилась. Он держал книгу, обернутую черной бумагой, я не сразу догадался, что это моя, которую у меня тогда не приняли в „Букинист“. — Вам понравилось выступление? Не правда ли, хорошо? — И, не дожидаясь ответа, весело аттестовал докладчика: — Энциклопедист!»

В Дубовой гостиной стоял ровный кулуарный гул. Библиофилы, разбившись на кучки, предавались общению.

Похоже, Долмат Фомич был уязвлен моим равнодушием.

«Удивительный человек, — продолжал он расхваливать докладчика. — Замечательный исследователь. Голова».

Тогда-то я и услышал о палеопатологии. Я узнал, как увлечен ею профессор Скворлыгин и как увлечение палеопатологией этой самой ничуть не мешает профессору Скворлыгину заниматься еще и маргиналистикой.

«Столько знать, столько знать!.. Впрочем, — тут Долмат Фомич хитро прищурился, — у нас все интересные. Неинтересных у нас нет людей. И быть не может. Спасибо вам огромное. Возвращаю вам с благодарностью».

Протянул мне книгу мою.

«Ах да! — вспомнил я, за чем пришел (пряча книжку под мышку). — Вам она пригодилась?»

«Еще как! Такая печать великолепная! „Кабинет для изучения массажа“… Круглая. В старой орфографии. И так пропечаталась… Я ведь справки навел. Был действительно Струц. Струц Ганс Федорович, и была у него действительно Школа изучения массажа и лечебной гимнастики, с кабинетом…»

«Вот как», — сказал я угрюмо.

«Вашу печать я сфотографировал (ксерокс в ту пору был еще не настолько популярен) и занес в особый реестр. Вы увидите… Я вам покажу когда-нибудь… Похвастаюсь коллекцией…»

Я сказал: «Долмат Фомич, боюсь вас разочаровать, мне кажется, вы во мне сильно ошибаетесь. Конечно, спасибо за внимание, но ведь я здесь, честно говоря, сбоку припека…»

Лицо Долмата Фомича сморщилось, точно он укусил лимон или услышал невероятную пошлость. «Только честных слов, умоляю, не надо… Сюда, пожалуйста, — отвел меня в сторону. — Я редко ошибаюсь в людях. Вы — наш. Уверяю вас, вы с нами, с нами… Вам не может здесь не понравиться. Почему вам не нравится?»

«Мне нравится. Но дело в другом…» «Дело в том, — подхватил Долмат Фомич, — в том, что вы еще не освоились. Понимаю, понимаю. Осваивайтесь, я помогу. Уверяю вас, вы скоро сами вызовитесь прочитать доклад с этой трибуны». Никакой трибуны в Дубовой гостиной не было.

«Вы читали Монтескье „Персидские письма“?» — «Долмат Фомич, я далек от всего этого. Я уже давно не читаю книг, уж если вам хочется знать…» — «Не хочется, не хочется …» — «У меня Достоевский был, тридцать томов…» — «Вы не здоровы, Олег Николаевич, вы еще не оправились после болезни. Не хочу вас пугать, вы бледные, исхудавшие, с огоньком в глазах болезненным… Я вас первый раз не таким встретил. Не возражайте. Вам надо очень серьезно задуматься о своем здоровье, и в первую очередь о питании. А в обиду мы вас никому не дадим, так и знайте!»

«Так и знайте» сказано было в сторону дубовой двери, за которой играли в бильярд мои, надо полагать, недоброжелатели.

К нам подошел профессор Скворлыгин. «Если надо лекарства, могу помочь».

«А?» — акнул мне Долмат Фомич, мол, а я что говорил… «Мне ничего не надо, — я начинал раздражаться. — Большое спасибо».

Подошел другой библиофил и, склонив голову набок, уставился на меня, улыбаясь.

«Олег Николаевич претерпевает финансовые затруднения, — неожиданно сообщил Долмат Фомич. — Он нетрудоустроен». Не успел я и рта открыть, как вновь подошедший радостно вымолвил: «Это ерунда. Сейчас придумаем». «У меня на кафедре есть место хранителя фондов», — сказал профессор Скворлыгин.

«А вы не занимались никогда журналистикой?» — спросил тот, улыбающийся. «Нет, Семен Семенович», — ответил за меня Долмат Фомич. «Это ничего. Мы затеваем газету… библиофильскую… „Общий друг“ называется … Почему бы вам не поучаствовать?»

«Олег Николаевич, — сказал Долмат Фомич, — незаурядный стилист, я чувствую это на расстоянии». «В таком случае что вам ближе? „Библиография“, „Новинки“, „Наша коллекция“, „Колонки для всех“?»

И тут произошло невероятное: они мне выдали аванс. «Константин Адольфович, можно вас на минутку?.. Выдайте, пожалуйста, аванс молодому человеку, он будет вести у нас кулинарную рубрику…» Константин Адольфович, как выяснилось, казначей Общества, немедленно отсчитал мне две тысячи рублей — сумму на тот день весьма солидную. Я растерянно держал деньги в руке, не зная что и сказать, а Долмат Фомич тем временем мне втолковывал:

«Работа несложная, творческая, вам понравится. Найдете цитату из классика… „Ромштекс окровавленный“ … как там дальше?..» и Страсбурга пирог нетленный «… Сначала цитату приводите, а потом рецепт из кулинарной книги, как тот же ромштекс приготовить…»

«Ростбиф, а не ромштекс окровавленный, — весело возразил Долмату Фомичу профессор Скворлыгин. — „И трюфли, роскошь юных лет, французской кухни лучший цвет…“»

«„Меж сыром лимбургским живым и ананасом золотым“, — поспешил реабилитироваться Долмат Фомич. — Иными словами, Семен Семеныч, я не сомневаюсь, что нам всем повезло: с газетой согласился сотрудничать такой большой эрудит».