Член общества, или Голодное время (журнальный вариант)

«А есть ли у вас кулинарная книга?» — обратился ко мне профессор Скворлыгин. «Думаю, что нет», — быстро ответил Долмат Фомич. «Ну тогда я дам вам экземпляр покойного Всеволода Ивановича Терентьева». «Тот самый?» — спросил Семен Семенович испуганно. «Да, это ответственный шаг, — сказал Долмат Фомич. — Это не шутка». — «Но ведь там же записи на полях!..» — «Однако, — проговорил Долмат Фомич, — Олег Николаевич достоин доверия». — «Я тоже вижу, достоин доверия», — изрек палеопатолог с какой-то возмутительно неуместной торжественностью. «Я тоже… собственно… вижу», — поспешно согласился Семен Семенович и для пущей убедительности кивнул головой.

Теперь они обсуждали достоинства книги.

«Смотрите, какая большая. — Профессор Скворлыгин любовно ее перелистывал. — Государственное издательство торговой литературы. Москва, 1955 год. Ее до сих пор называют сталинской, хотя сам Сталин уже, как вы знаете, лежал в Мавзолее два года, такая фундаментальная». «А страниц-то, страниц-то… без малого тысяча!» — зачарованно произнес Семен Семенович. «Две с половиной тысячи столбцов! — отчеканил Долмат Фомич. — Одних цветных иллюстраций двести листов!» «И это при тираже полмиллиона!»

«А давайте — ка я вам прочитаю, что сказал академик Павлов. Эпиграф. — Профессор Скворлыгин стал читать с выражением: — „… Нормальная и полезная еда есть еда с аппетитом, еда с испытываемым наслаждением…“»

«Прелесть! — умилился Долмат Фомич. — Слов нет. Прелесть».

Положить фолиант мне некуда было. Пришлось внять увещеваниям профессора и взять его старомодный портфель с металлической пластинкой «Дорогому Скворлыгину от сослуживцев».

Решили, что недели мне будет достаточно. Через неделю, сказал Долмат Фомич, ко мне придет курьер, я ему и отдам приготовленное.

«Я бы мог и сам занести». — «Нет, нет, у нас еще нет офиса. Главного редактора непросто найти. С курьером надежнее».

«Господа! — воззвал к присутствующим Константин Адольфович. — У меня осталось три лотерейных билета! Есть ли такие, кто еще не получил билет Дантевской лотереи?»

«Олег Николаевич не получал. Дайте Олегу Николаевичу!»

«Только, — произнес Долмат Фомич шутливым тоном, — Олегу Николаевичу обязательно выигрышный». «Обязательно, — сказал казначей, поднося мне три билета. — На выбор».

«Мне, кажется, тот», — сказал Семен Семенович. «А по-моему, этот», — возразил профессор Скворлыгин. «Я сам знаю какой, — сказал Адольф Константинович. — Вот вам билет. Берите».

Я взял.

Всего замечательнее, что на этом наше собрание не закончилось, имело быть продолжение, причем в более узком кругу, довольно — таки для меня неожиданное. Из Дубовой гостиной мы с Долматом Фомичом выходили в числе последних, большинство библиофилов к этому времени успели разойтись. Долмат Фомич меня остановил: «Не сюда, не сюда, сюда, пожалуйста…» Здесь была еще одна дверь. «Пожалуйста, милости просим». — Он открыл, приглашая. Не зная, что там, я вместе с другими, оставшимися и, конечно, что там, отлично знавшими, библиофилами прошел сквозь какой-то чуланчик и очутился в изумительном по красоте помещении, стилизованном под нечто вроде фаустовского кабинета. Первое, что бросилось в глаза, был роскошный витраж: два льва держали щит, украшенный короной, — родовой герб давнего владельца дома.

За столиками сидели нетрезвые, почти все бородатые субъекты (как я догадался, местные литераторы), они шумно и не закусывая кутили — ничего, кроме водки, на столах не было. «Злачное место», — шепнул мне Долмат Фомич, приглашая жестом пройти дальше, к еще одной двери, и увлекая меня за собой в другой зал.

Туда мы вошли последними. «Кворум!» — кратко объявил некто, возможно, Семен Семенович. Я увидел сервированный стол. Еще как сервированный!..

Никого, кроме библиофилов, здесь не было.

«Господа! — сказал профессор Скворлыгин. — Не пора ли отужинать? Прошу всех к столу». Библиофилы не заставили себя уговаривать, задвигали стульями, рассаживаясь.

Круг избранных — понял я наконец, где очутился. Актив Общества, сливки Общества. Гляжу на выход невольно. Адью — и домой. «А вы?» — Меня приглашают сесть, меня — персонально. Нет, я стою, никуда не ушел, не сел еще, потому что стоя удобнее — именно мне доверяют открыть бутылку шампанского.

Зазвякали вилки и ножи.

Что ели, пожалуй, не буду описывать, хотя мог бы и отметить кое — что, ну хотя бы (не удержусь) жульен: «Жульен шампиньоновый с эстрагоном, — рекомендует профессор Скворлыгин с классической приятностью в голосе. — Не находите ли его аппетитным?»

Все находят жульен аппетитным, о чем тут же докладывают сияющему от счастья профессору. Это он, профессор Скворлыгин, виновник сегодняшнего торжества, — первый тост был за его доклад, за его успех. За его изыскания.

А второй — за меня.

Почему за меня? — Почему-то. — Буду принимать все как должное.