Я спросила ее, довольна ли она, что мы пришли сюда, в горы. Она ответила, что всегда всем довольна, раз она со мной. Постояли мы еще немного, любуясь ночью, а потом она потянула меня за рукав и прошептала, что хочет помолиться — поблагодарить Мадонну за то, что она помогла нам добраться сюда целыми и невредимыми. Тихо-тихо сказала она, словно боясь, что ее кто-то услышит. Немного удивившись, я спросила ее:
— Здесь молиться?
Она кивнула головой и медленно опустилась на колени на траву у самого края «мачеры», потянув за собой и меня. Пожалуй, мне даже понравился этот поступок Розетты — она в ту тихую и спокойную ночь, после стольких хлопот и волнений, будто угадала мое чувство: чувство благодарности к кому-то или чему-то, что нам помогло и нас защитило. Поэтому с охотой я подчинилась ей, сложила руки, как и она, и, беззвучно шевеля губами, быстро-быстро прочитала молитву, которую обычно произносят на сон грядущий. Давно уже я не молилась — с того самого дня, как позволила Джованни овладеть собой. Знала я, что не смогу после этого молиться — грешницей себя считала, но вместе с тем, не знаю почему, и вины своей не чувствовала. И вот теперь, в первый раз, я просила прощения у Господа за то, что у меня было с Джованни, и обещание дала никогда этого больше не делать. Потом, может, под влиянием ночи, такой необъятной и темной, в которой скрыто столько человеческих дел и жизней, я помолилась за всех — за себя и Розетту, за семью Феста и за семью Париде и за тех, кто сейчас укрылся в горах, за англичан, что придут нас освободить, и за нас, итальянцев, что так страдают, а также за немцев и фашистов, которые хоть и виноваты в наших бедах, но ведь они все-таки тоже люди. Признаюсь: по мере того как молитва почти против моей воли все затягивалась, я почувствовала себя растроганной, слезы на глаза навернулись, и, хотя я подумала, что все это, наверно, от усталости, сердце подсказало мне, что чувство это доброе и как хорошо, что я его испытываю. Розетта также молилась, склонив голову, но потом вдруг схватила меня за руку и воскликнула:
— Смотри же, смотри!
Подняла я голову и увидела, как ночную тьму прорезала сверкающая узкая полоска, которая взметнулась высоко-высоко и превратилась в зеленый цветок, а потом медленно опустилась на землю, осветив на мгновение горы вокруг долины, заросли и даже, как мне показалось, дома Фонди. Потом я узнала, что эти зеленые огни, такие красивые, были ракеты, которые пускали, чтобы освещать линию фронта и намечать цели для стрельбы из орудий и бомбежки с воздуха. Тогда мне это показалось добрым предзнаменованием, чуть ли не вестью от Мадонны, будто она давала мне понять, что молитва моя услышана и она мне поможет.