Чочара

Хочется рассказать об этой молитве особенно для того, чтобы дать представление о характере Розетты, о котором я до сих пор не говорила. Впоследствии, из-за войны, характер ее менялся с каждым днем, поэтому сейчас хочу я показать, какой Розетта была в то время, когда мы с ней пришли в горы, или по крайней мере какой она была тогда в моих глазах. Известно, что матери не всегда знают своих детей, но все же даже теперь, когда она, как я уже сказала, так резко изменилась, думаю, что тогдашнее мое представление о ней в общем было не такое уж неверное. Растила я Розетту заботливо, ухаживала за ней, будто была она дочерью важных господ. Старалась, чтобы она ничего не знала о плохом, что делается на свете, и держала ее, насколько это было возможно, подальше от всего дурного. Не могу о себе сказать, что женщина я религиозная, хотя и хожу в церковь; вера моя какая-то нестойкая, порой, к примеру сказать в ту ночь на «мачере», мне казалось, что я верую, а иногда, как в те дни, когда нужно было бежать из Рима, веры моей как не бывало. Во всех случаях религия никогда не закрывала мне глаз на действительность, на то, что есть на самом деле, и сколько бы священники наши ни трудились объяснять и оправдывать ее, жизнь на каждом шагу опровергает их. Но с Розеттой дело обстояло иначе. Не знаю, может, потому, что воспитывалась она до двенадцати лет у монахинь в полузакрытом монастыре или по характеру своему Розетта была до глубины души религиозна, цельной была ее вера, без колебаний и сомнений. И до того она верила и убеждена была в своей правоте, что даже никогда не говорила о религии и, может, даже не думала о ней: религия для нее была как воздух — им дышишь, он входит и выходит из легких, и мы не задумываемся над этим и даже этого не замечаем. Трудно мне теперь, когда все так изменилось, объяснить, какой была Розетта в те дни, когда мы бежали из Рима. Скажу только, что всякий раз, когда мне случалось подумать об этом, я приходила к мысли, что дочь моя — совершенство. В самом деле, была она из тех людей, про которых даже самые злые языки не скажут ничего плохого. Доброй, искренней, правдивой и бескорыстной была Розетта. У меня характер неровный, могу я и рассердиться, и накричать, а когда теряю голову, то даже ударить способна. Розетта же ни разу мне грубо не ответила, ни разу не затаила на меня обиду и всегда была примерной дочерью. Однако совершенство ее не в том только заключалось, что недостатков у нее не было, но и в том, что всегда она все делала и говорила правильно, именно то, что нужно было говорить и делать, выбирая из тысячи поступков и слов. Иногда я просто пугалась и думала: «Святая у меня дочка». И в самом деле подумать можно, что она святая была, ведь вести себя так по-хорошему, поступать до того правильно, жизни еще не зная и будучи, в сущности, совсем еще девочкой, может только святая. Розетта мало что в своей жизни делала — жила она со мной и после воспитания, полученного у монахинь, помогала мне по хозяйству дома, а иногда и в лавке, — однако вела она себя так, будто все умела и знала. Впрочем, думаю я так теперь, это ее совершенство, казавшееся мне просто невероятным, было от неопытности ее и воспитания, полученного у монахинь. Неопытность и вера, слитые воедино, создали то совершенство, которое я считала непоколебимым, как крепостная башня, но — увы! — оно оказалось непрочным, как карточный домик. В общем, не понимала я, что подлинная святость — это знание и опыт, пусть даже особого рода, а не отсутствие опыта и полное неведение, как это было у Розетты. Но разве это моя вина? Растила я ее любовно и, как все матери на свете, заботилась, чтобы она ничего не знала о плохом в жизни; думала, выйдет она замуж, уйдет из дому, все узнает, а сейчас рано еще. Однако не приняла я в расчет войны; война заставляет нас узнать плохое даже против нашей воли и принуждает неестественным и жестоким образом раньше времени познать его. Так было с нами: совершенство Розетты годилось для мирной жизни, когда торговля шла бойко и мать копила деньги на приданое, и полюбил бы ее славный паренек, женился бы на ней, а она детей народила бы ему и хорошей женой стала бы, после того как была хорошим ребенком и хорошей девушкой. Но такое совершенство не нужно для войны, она требует от людей совсем других качеств, даже не знаю каких, но, конечно, не тех, что были у Розетты.