Чочара

- Теперь это комплимент. Сегодня те, кто умеет читать и писать, те, что живут в городе и называются синьорами, они-то и есть настоящие невежды, дикари, некультурные люди... С ними больше ничего не сделаешь, а с вами, с крестьянами, все можно начать сначала.

Я не поняла и спросила:

- Что значит начать сначала?

- Ну, одним словом, сделать из вас новых людей. Я воскликнула:

- Сразу видно, что ты не знаешь крестьян, дорогой мой!.. С крестьянами ничего не сделаешь. Кто такие крестьяне? Это самые старые люди на земле. Как же ты сделаешь их новыми? Они были крестьянами еще до того, как появились люди в городах. Как есть крестьяне, так и будут крестьянами.

Микеле снисходительно покачал головой и ничего не сказал, а мне показалось, что он видел в крестьянах людей, какими крестьяне не были и никогда не станут, он видел их такими, какими он хотел, чтобы они были по известным одному ему причинам, а не такими, какими крестьяне были на самом деле.

Микеле отзывался хорошо только о крестьянах и рабочих, но мне казалось, что он не знает ни тех, ни других Однажды я ему сказала:

- Ты, вот, Микеле, говоришь о рабочих, а сам их не знаешь.

Он спросил:

- А ты знаешь?

- Ну, конечно,- ответила я,- ко мне в лавку приходит много рабочих.

- Каких рабочих?

- Всяких: кустари, лудильщики, каменщики, электромонтеры, столяры, всякий трудовой люд.

- И по-твоему, какие же они, рабочие? - спросил он насмешливо, как бы ожидая услышать от меня глупость

Я ответила:

- Не знаю, какие они, дорогой мой, для меня разницы нет... Такие же люди, как и все остальные... есть среди них и хорошие и плохие... Некоторые из них ленивы, другие прилежны, одни любят своих жен, другие бегают за уличными девками, некоторые пьют, другие играют в карты... Одним словом, всякие люди есть среди них, как среди синьоров и крестьян, среди служащих и всех других.

Тогда он сказал:

- Может быть, ты и права... Ты видишь в них людей, подобных всем другим людям, и ты права, что так смотришь на них... Если бы все так рассуждали, то есть видели бы в них людей и обращались с ними, как с людьми, то некоторые вещи вообще не случались бы и, может быть, нам не пришлось бы жить теперь здесь в Сант-Еуфемии.

Я спросила:

- А как на них смотрят другие?

- Не как на обыкновенных людей, похожих на всех других, а только как на рабочих.

- А ты как на них смотришь?

- Я тоже смотрю как на рабочих.

- Значит,- сказала я ему,- ты тоже виноват в том, что мы находимся здесь... Я повторяю твои слова, что ты считаешь их только рабочими, а не такими же людьми, как другие, но я этого не понимаю.

А он мне:

- Да, я смотрю на них как на рабочих, но надо знать, почему. Некоторые видят в них не людей, а только рабочих, чтобы эксплуатировать их еще больше, я же вижу в них рабочих, потому что хочу помочь им.

- Одним словом,- высказала я вдруг пришедшую мне в голову мысль,- ты - бунтарь.

Он смутился и спросил у меня:

- Почему ты так думаешь?

- Один полицейский говорил у меня в лавке, что бунтари занимаются агитацией среди рабочих.

Помолчав немного, Микеле сказал:

- Допустим, что я бунтарь.

Но я продолжала настаивать на своем:

- А ты когда-нибудь агитировал среди рабочих? Он пожал плечами и очень неохотно признался, что

никогда не агитировал. А я ему опять:

- Вот видишь, я же тебе говорю, что ты не знаешь рабочих.

На это он мне больше ничего не ответил.