– Она бы все равно меня достала, так или иначе, – небрежно обронил он, отсекая взмахом клинка все мои благодарности.
Рыцарь.
Не мой.
Очень чужой.
– Зачем ты приехал? – спросила я угрюмо. – Мне казалось, ты намерен избегать меня.
– Я избегаю всех Лехиных жен без исключения. Но это не значит, что хоть одну из них я оставлю блуждать по кладбищу в одиночку.
Ширк! Ширк!
Клинки уже шинковали меня, как капусту.
Возможно, мы действительно слились для него в один безликий гарем.
Но его плечо все еще невесомо касалось моего, и я грелась, как могла, от этого ненадежного источника тепла.
– Где ты нашел деньги, чтобы купить ритуальное агентство? – спросила я, не желая окончательно превратиться в кочерыжку. Возможно, стоило просто сменить тему разговора? – В этот бизнес не так-то просто войти, там своя мафия.
– Непросто, – небрежно согласился он. – Сначала я подрабатывал похоронным агентом. Потом перебрался в администрацию. А потом стал спать с вдовушкой, которая держала агентство до меня.
– Ого, – удивилась я. – Вот это воля к победе.
– Тогда меня просто переклинило на деньгах. Казалось, что если бы они у нас были, Римма не ушла бы от Лехи. Он ведь после первого развода долго был один, лет десять, наверное. Все ждал, что она вернется.
– Но почему именно ритуальные услуги?
– Наверное, потому что мы занимали на похороны родителей у родни. Я был маленьким, но помню. Никогда не думал, что это так дорого.
– И что твоя вдовушка?
– Нет-нет, – он вдруг встрепенулся, – не говори о ней с такой насмешкой. – Он встал, лишив меня своего плеча, плеснул себе еще вишневки. – Она была потрясающей. Я быстро стал ее правой рукой с приоритетным правом выкупа долей. Изначально бизнес принадлежал ее мужу, а он отжал его у кого-то на волне лихих девяностых. Если подумать, его смерть была вполне закономерной – инфаркт в сауне с девками.
– И что в ней было такого потрясающего? – спросила я, пропустив мимо ушей все про мужа и зацепившись только за нежность в его голосе.
Антон стоял у окна, глядя на яблоню в саду.
Начался дождь, и на кухне стало темнее.
В меланхоличном освещении его профиль казался очень грустным.
– Мне было двадцать пять, ей столько же. Блондинка в стиле Мэрилин, с первого взгляда и не поймешь, что за этими кудряшками и пышными сиськами спрятаны мозги и характер. Она судилась с родственниками мужа, разруливала все его бизнесы, вгрызалась в бухгалтерию и менеджмент, давила конкурентов – и все, не слезая со шпилек и не вылезая из коротких юбок.
– Ты любил ее.
Приведи Алеша домой молодую красотку и объяви, что она теперь будет жить с нами, я бы и глазом не моргнула. Работающим женам самим нужны жены, а рук в огороде всегда не хватает.
Так почему же сейчас, слушая о женщине давно минувших дней, я истекала кровью от когтистых лап метафорического чудовища?
Он засмеялся. Ну вы представляете, как смеются люди, которым совсем не смешно. Как будто кто-то ходит в кирзовых сапогах по битому стеклу.
– Любил – не совсем точное определение, – ответил он с неприятной злостью, которая ранила больше ревности. – Я был готов умереть за нее. Что не помешало ей выскочить замуж за испанского миллионера и покинуть страну. Через пять лет я окончательно выкупил агентство и утратил надежду на ее возвращение.
– Хорошо, что у тебя есть мы, – старательно прикидываясь беззаботной дурочкой, воскликнула я, – безликие Алешины жены. А то бы ты совсем зачах от тоски.
Это была пассивная агрессия, уловили?
Нас, обиженок из гарема, хлебом не корми – дай только отчебучить что-нибудь этакое.
– Безликие Алешины жены, – эхом повторил Антон. – Да, такое себе удовольствие.
– Почему ты сегодня такой ядовитый? – спросила я напрямик. – Этак от меня и вовсе одна кочерыжка скоро останется.
– Что? – не понял он.
– Ты зачем-то ранишь меня. Зачем?
Антон молчал, так и глядя в окно.
Превратился вдруг в истукана.
– Скажи хоть, намеренно или случайно так выходит, – попросила я. – Вдруг причина в пробелах в воспитании или скверном характере. Или неделя тяжелая, всякое ведь бывает. Голова болит, не выспался.
– Случайно, – ответил он самым лживым голосом в мире. – Плохо воспитан, не выспался, и голова болит.
А потом вернулся ко мне – остановился так близко, что я могла бы схватиться за карманы его пиджака и дернуть их как следует, чтобы оторвались.
Он носил такие отвратительные костюмы, что так и хотелось их сжечь.
Или раздеть Антона.
Впрочем, последнее может быть никак не связано с элегантностью кроя.
– Послушай, – я подалась вперед, закрутив его пуговицу в пальцах, – пожалуйста. Я тебя очень прошу. Практически умоляю.
Мой горячий шепот произвел странное впечатление – зрачки у Антона расширились, а дыхание замедлилось.
– Что? – отозвался он непривычно низко, тихо.
– Разреши мне снять с тебя мерки!
– Что?!
Ему понадобилось какое-то время.
Сначала – чтобы моя просьба достигла глубин его разума. Пробралась там по лабиринтам и всяким закоулкам. Затем – чтобы отразиться изумлением на лице.
А потом – чтобы Антон перехватил мою руку, спасая пуговицу.
Простое прикосновение не должно же так обжигать?