Чокнутая будущая

Он лихо считал на калькуляторе и не сразу поднял голову, что дало мне несколько минут, чтобы полюбоваться его макушкой.

Но чего уж там тянуть?

– Привет. – Я подошла к его столу и принялась доставать из сумки: портновский метр, карандаш, блокнот, распечатку с инструкцией из интернета. – Вряд ли ты согласишься снять брюки, но с пиджаком расстаться все же придется.

Что примечательно, Антон не стал задавать никаких вопросов. Резко вскинув взгляд, он в одно мгновение будто просканировал меня всю, в полный рост, а потом молча встал, стянул пиджак, кинул его на спинку кресла и прошел в центр кабинета.

– Ты со мной не разговариваешь? – уточнила я на всякий случай.

А то он оставался единственным из всего семейства, кто за последние дни не позвонил и не написал.

– Ты всегда знаешь, где меня найти, – напомнил он сдержанно. – Если не выходила на связь, значит, хотела побыть одна. Так?

– Может, и так. – Я сняла кофту и положила поверх его пиджака.

Запоздало подумала, что на ворсе останутся пушинки, но не стала убирать. С портновским метром подошла к Антону и не удержалась, положила руку ему на грудь. Скользнула ниже, погладила. Одернула себя.

Можно ли так страшно соскучиться всего за несколько дней? Как же я выживу после?

– У тебя грустные глаза. – Антон попытался притянуть меня к себе, но я легонько шлепнула его по руке.

– Манекен, ведите себя прилично, – сказала строго, – что еще за шалости.

Он вскинул брови, но послушался.

– Мирослава, – произнес со смешинкой, когда я приложила портновский метр к его плечу, – ты же понимаешь, что в этой конторе обычно снимают мерки исключительно с покойников?

– И чем ты хуже? – Я сосредоточенно записала цифры в блокнотик.

Хмыкнув, он распружинил мою кудряшку и внимательно оценил, как она скрутилась обратно.

Покойники, по крайней мере, рук не распускали бы.

Двигаясь плавно и почти ритуально, я медленно делала замеры. Это могло быть прелюдией, но на самом деле было прощанием.

Антон уловил мое настроение, стоял неподвижно и, казалось, деревенел все больше, и вправду становясь похожим на манекен. Это было пугающе. К тому моменту, когда я присела на корточки, чтобы определить длину штанины, напряжение стало невыносимым.

Потянувшись к блокноту, я выронила карандаш и вздрогнула от резкого звука, с которым он упал на пол.

– Что происходит? – резко спросил Антон.

Ничего не ответив, я с таким остервенением попыталась засунуть блокнот в сумку, что он порвался.

– Мирослава?

– Я сошью тебе хороший костюм, правда… – мой голос истончился, сорвался. Набрав полную грудь воздуха, начала сначала: – Почему ты заказываешь себе такие мешковатые…

И снова не смогла договорить.

Мямля.

Антон поднял карандаш и протянул его мне. Рука моя так сильно дрожала, что это выглядело ужасно неврастенично. Разозлившись, я швырнула его на стол.

– Послушай меня… – Почему я трясусь в сто раз сильнее, чем когда бросала целого мужа? – Ты наденешь мой костюм и выберешь себе самую красивую женщину в городе. Ты не должен оставаться ничьим тайным любовником. Ты должен жить открыто и счастливо, понимаешь?

– Понимаю, – скучным голосом согласился Антон и отвернулся. – Ты решила бросить нас с Лехой оптом. К чему мелочиться, правда, милая?

Как же больно!

Надо быстрее сбежать, чтобы нареветься всласть в родном огороде.

Я кивнула, хоть он и не смотрел на меня, но голос меня уже не слушался. Взяв свою кофту, я допихала блокнот в сумку и направилась к выходу, ничего не видя перед собой.

В голове отрывочными завихрениями кружились все трагические женские персонажи мировой культуры разом: от Клеопатры до Анны Карениной. А потом и земля закружилась, выдернув меня прямиком из финала «Госпожи Бовари». А прежде с землей такого никогда не случалось, разве что в далеком детстве, когда Гамлет Иванович подкидывал меня в воздух.

Не сразу удалось сообразить, что это Антон подхватил меня на руки вместе с кофтой, сумкой и многочисленными книжными страдалицами.

Мы были одного с ним роста, и таскать меня – не самое полезное для спины занятие, учитывая, что Антон мало походил на атлета.

Испуганно притихнув, я даже живот втянула, чтобы меньше весить, но вряд ли это так работало. А потом земля вернулась на место, а Антон остался все так же близко.

Мы оказались в кресле за его столом – вернее, это Антон в кресле, а я на коленях Антона.

Головокружительный кульбит.

– С ума сошел? – растерянно возмутилась я. – А если грыжу заработаешь?

– Где твои жестокость и эгоизм, которые так нравились мне? – вопросом на вопрос ответил Антон. И – ой-ей! – давненько в его голосе не звучало таких злобных интонаций.

– Я довела тебя до мазохизма? – поинтересовалась я печально.

Он отнял у меня сумку и бросил ее на стол. Туда же полетела кофта.

Лишившись всей своей поклажи, я пообещала себе: еще пару секунд, не более, посижу себе спокойненько. Антон так вкусно пах и был таким удобным.

– Хуже. – Он откинулся в кресле, заложив руки за голову.

Не удерживал, как будто точно знал, что меня словно приклеили.

– Ты довела до мазохизма себя. Что за сцену умирающего лебедя ты тут разыграла?