Чосер

Чосер еще не раз оказывал подобную помощь старым друзьям, с уверенностью полагая, что

и они, если понадобится, отплатят ему той же монетой.

Предпринимал он тогда и другие действия, принесшие ему выгоды и более

несомненные.

В том же году, когда Чосер выступил поручителем за Ромзи, он приобрел “опекунство”

над двумя наследниками из Кента. Дело это было весьма выгодным – почтенный опекун

несовершеннолетнего сироты, чей покойный отец служил королю, получал законное право

на управление переходившим к недорослю имуществом, Чосер стал, таким образом, распоряжаться наследством Эдмунда Стейплгейта, сына и наследника богатого

кентерберийского купца. Два года спустя, молодой Стейплгейт за 104 фунта выкупил у него

право владения землями вместе с разрешением на брак. Надо полагать, что к устройству

выгодного брака для наследника Чосер также приложил руку.

Может показаться странным, что посторонний человек мог получить права на чью-то

жизнь и имущество, чтобы распоряжаться ими в течение ряда лет, но таков был

непререкаемый и утвердившийся в средневековом обществе обычай. Через двенадцать лет

после этого Стейплгейт был убит – еще один пример соседства строгой законности со

вспышками яростного беззакония в тогдашней жизни.

Чосер мог в тот период считать себя человеком вполне зажиточным, так как через

месяц после получения опекунства над Эдмундом Стейплгейтом он становится опекуном и

Уильяма Соулса, унаследовавшего владения Беттисхенгеров и Соулсов в Кенте – еще один

выгодный куш в средневековой битве жизни. То, что оба наследника были родом из Кента, важно, так как в последующие годы Чосер и сам был связан с Кентом – как член парламента

и как тамошний мировой судья. Покинув Лондон, он жил в Кенте, где предположительно и

написал значительную часть “Кентерберийских рассказов”. Во всяком случае, он мог уже

тогда владеть там имением.

Богатство Чосера в тот период не подвергается сомнению – в самом деле, выгодная

должность, жена на хорошо оплачиваемой службе, дом, отданный в пожизненную и

бесплатную аренду. Описями его серебра, его ковров и гобеленов, убранства его спален и

столовой или живописных полотен мы не располагаем, но в прологе его “Легенды о Добрых

женах” он вскользь упоминает о том, чем владел:

И, видит Бог, имеешь шестьдесят

Ты книг, как старых, так и новых,

Прекрасные рассказы содержащих.

Конечно, поэтическая строка доказательством в суде быть не может, но сама точность

ее – Чосер пишет о шестидесяти книгах, хотя мог бы вместить в строку и двадцать, и

тридцать, – служит доказательством личного характера такого упоминания. Поэта можно

было бы заподозрить в хвастовстве, так как владеть шестьюдесятью книгами в то время

означало жить в богатстве и даже роскоши. Но для Чосера книги значили совсем иное. И об

этом он пишет в той же “Легенде”:

Владея книгами, ты памятью владеешь,

Имея к ней ключи.

Книги служили для него источником знания, хранилищем традиций, открывающих лад

и смысл бытия, они несли ему удовольствие и радость. Чосер жил книгами, впитывал их, он

переделывал их, приспосабливал, использовал и переводил, он неустанно подражал им и

воспроизводил куски из них в своих произведениях. Подвергшись алхимии его пера, старое

становилось новым, привычное начинало играть новыми красками, как ромашки на лугу, с

собиранием которых в “Легенде о Добрых женах” он сравнивает сам процесс чтения. В его

творчестве искусство и природа нераздельны, ибо и то и другое суть разные стороны

действительности, извечной и раз за разом рождающейся заново: Со старой нивы люди год от года

Снимать способны новый урожай.

По его собственным словам, у Чосера был “ларь” для хранения некоторых из его книг.

Книги тогда так ценились, что в библиотеках их к полкам прикрепляли цепями, а для чтения

брали только под существенный залог. Но Чосера мы можем представить и в счастливом

положении клерка из “Рассказа Мельника”:

Он полки примостил у изголовья,

И там, расставленные им с любовью,

В ряду с деяньями святых отцов

Стояли книги древних мудрецов7.

7 Перевод И. Кашкина.

Парадокс, конечно, заключался в том, что рукописи собственных произведений Чосера

были толком подготовлены уже после его смерти: скудость указаний на их хождение при

жизни поэта заставляет предполагать, что распространялась его поэзия главным образом

устно.

Чосер находился на хорошо оплачиваемой правительственной службе, но это отнюдь

не говорило о прочности его положения. В последние годы царствования Эдуарда III участились жалобы на кумовство и всяческие злоупотребления властей, что объяснялось

общим ослаблением центральной власти. Процветали подкуп и взяточничество, придворные

торговали своим влиянием. Картина обычная для царствия, клонящегося к закату. Чосера это

могло бы коснуться непосредственно. В 1376 году при “Добром парламенте” палата общин

под водительством впервые избранного спикером Питера де ла Мара выразила сожаление “о

наличии в окружении короля дурных ответчиков и неверных слуг, чьей заботой более не

является процветание его и государства”. Среди этих негодяев были названы Элис Перрерс и