Чрево Парижа. Радость жизни

Кеню-Градели изготовляли все у себя дома, закупая на стороне, у лучших поставщиков, только высшие сорта паштетов, свинину, зажаренную ломтиками, консервы в стеклянных банках, сардины, сыры и улиток. Поэтому с сентября у них начиналось пополнение опорожненного за лето погреба. Хозяева засиживались теперь по вечерам все дольше и дольше, даже после закрытия колбасной. Кеню начинял с помощью Огюста и Леона колбасы, коптил окорока, топил свиное сало, заготовлял впрок грудинку, простое сало и шпик. Стоял ужасный шум от звона кастрюль, стука ножей и сечек, а запах кухни распространялся по всему дому. И кроме заготовления впрок, надо было еще стряпать для ежедневной продажи, готовить свежий товар: паштеты из печенки и зайца, галантиры, сосиски и кровяную колбасу.

В тот вечер, часу в одиннадцатом, поставив на огонь два котла с салом, которое нужно было растопить, Кеню занялся приготовлением кровяной колбасы. Огюст помогал ему. За кухонным столом Лиза с Огюстиной чинили белье, против них, с другой стороны стола, лицом к плите, сидел Флоран, улыбаясь малютке Полине, которая вскарабкалась ему на ноги и просила ее покачать. Позади них Леон рубил на дубовой колоде фарш для сосисок, медленно и равномерно ударяя сечкой.

Огюст пошел сначала на двор за двумя жбанами со свиной кровью. Он сам колол на бойне свиней и приносил домой кровь и внутренности, предоставляя работникам с потрошильни после полудня привозить на своих тележках в колбасную разрубленные и очищенные свиные туши. Кеню уверял, что ни один колбасный мастер в Париже не умеет так ловко выпускать кровь, как Огюст. Действительно, молодой человек отлично умел определять качество крови; кровяная колбаса всегда удавалась, когда он предсказывал заранее, что она будет хороша.

– Ну что, хорошая будет у нас сегодня колбаса? – спросила Лиза.

– Да, госпожа Кеню, думаю… уверен… Я сужу по тому, как течет кровь. Если после того, как вынешь нож, кровь стекает слишком медленно, это плохой признак: значит, кровь жидка…

– Да, но ведь это зависит также и от того, как воткнешь нож, – возразил Кеню.

На мертвенно-бледном лице Огюста появилась улыбка.

– Нет-нет, я всегда втыкаю нож на четыре пальца: это положенная мера… Но видите ли, есть еще один хороший признак: когда кровь течет, а я, собирая ее в ведро, взбиваю ее рукой, она должна быть достаточно теплой, жирной, как сливки, и не слишком густой.

Огюстина опустила иглу и, подняв глаза, смотрела на Огюста. На ее красном лице, обрамленном жесткими волосами, отразилось глубокое внимание. Впрочем, Лиза и даже маленькая Полина прислушивались к разговору с неменьшим интересом.

– Я взбиваю ее, взбиваю, взбиваю, понимаете, вот так, – продолжал подмастерье, делая в воздухе движение рукой, как будто он сбивает сливки. – Когда же выну руку, она должна быть жирной от крови и равномерно ею окрашенной… Тогда можно безошибочно сказать – кровяная колбаса выйдет вкусной.

Огюст с минуту подержал руку на весу, стоя в услужливо-безвольной позе. Из его белого нарукавника выступала рука, привыкшая погружаться в ведра, наполненные кровью, – совершенно розовая, с алыми ногтями. Кеню одобрительно кивал головою. Наступило молчание. Леон продолжал рубить фарш. Задумавшаяся на минуту Полина опять влезла Флорану на колени, крикнув своим звонким голосом:

– Послушай, братец, расскажи мне историю про того господина, которого скушали звери!

Разговор о свиной крови напомнил, очевидно, ребенку кровавую драму господина, «которого скушали звери». Флоран сначала не понял и спросил, что это значит. Лиза рассмеялась:

– Она хочет, чтобы вы ей рассказали про того несчастного, о котором вы говорили однажды вечером с Гаваром, помните? Полина слыхала тогда эту историю.

Флоран сделался вдруг необыкновенно серьезен. Девочка взяла на руки толстого рыжего кота и посадила Флорану на колени, сказав, что Мутон тоже хочет послушать сказочку. Но Мутон прыгнул на стол. Он уселся там, выгнув спину и поглядывая на высокого тощего гостя, который вот уже две недели служил, по-видимому, для него предметом постоянных глубоких размышлений. Между тем Полина нетерпеливо топала ножками и требовала, чтобы ей рассказали сказку. Девочка становилась несносной, и Лиза обратилась к Флорану:

– Да уж расскажите Полине то, что она просит, и она оставит нас тогда в покое.

Потупившись, Флоран помолчал еще с минуту. Потом он медленно поднял голову и посмотрел на обеих женщин, взявшихся за рукоделие, на Кеню с Огюстом, приготовлявших котел для кровяной колбасы. Газ спокойно горел, плита распространяла приятное тепло, жирная кухня блестела, утопая в атмосфере благополучного, блаженного пищеварения.

Тогда Флоран посадил к себе на колено маленькую Полину и заговорил с печальной улыбкой, обращаясь к ребенку: