Родился он в 1903 году в селе Александровке Кустанайского уезда в семье крестьянина-бедняка. В 1914 году окончил церковно-приходскую школу, а в 1917 году — Александровское двухклассное училище. С лета 1918 года жил у своей сестры — Пелагеи Васильевны. Ее муж И. Я. Прасолов — один из руководителей Александровской подпольной большевистской организации, приобщил Вострикова к революционной работе. По заданиям И. Я. Прасолова и К. М. Иноземцева юноша передавал письма и записки, узнавал о появлении в селе казаков, выполнял дозорную службу во время собраний, был за кучера, когда Прасолов и Иноземцев выезжали в окрестные села. Весною 1919 года Яков вместе с семьей Прасолова перебрались в село Русское Боровского района, где в то время проживали его родители. Прасолов, Иноземцев, а также отец Яши — Василий Максимович Востриков были активными участниками кустанайского краснопартизанского восстания. После подавления восстания колчаковцы дважды производили обыск в доме Прасолова, допрашивали его жену, а также Якова, допытывались, где находится Прасолов, где скрываются партизаны. В конце мая 1919 года Якова и его сестру колчаковцы арестовали за связь с красными партизанами, но были освобождены по ходатайству и поручительству старосты. Впоследствии Прасолов и Иноземцев были расстреляны алашордынцами под Тургаем, а отец Якова стал жертвой колчаковских карателей.
Яков Васильевич вспоминает: «Приблизительно в октябре 1919 года в Александровке от выступавшего на митинге политработника я узнал, что в Кустанае создано учреждение, которое помогает материально всем гражданам, пострадавшим от контрреволюции. Через неделю я оказался в Кустанае. Иду через базарную площадь. Навстречу мне шел представительный мужчина в черной добротной кожанке, в высокой шапке, с портфелем в руках. Я обратился к нему с вопросом.
Незнакомец смерил меня своим взглядом и испытующе посмотрел в глаза.
— Грамотный? — спросил он.
— Дяденька! Скажите, пожалуйста, где находится социалобеспечение?
Незнакомец улыбнулся и поправил:
— Не социалобеспечение, а отдел социального обеспечения. А зачем тебе, парень, понадобилось это учреждение?
Объяснил, что я пострадавший от контрреволюции и хочу получить помощь.
— Как же ты пострадал?
— Отца расстреляли, лошадь забрали.
— Окончил двухклассное училище! — почти по-солдатски отрапортовал я.
— А ищешь отдел социального обеспечения! Ведь ты не старик и не инвалид. Работать, дорогой, надо!
Я покраснел. И сказал:
— Я не боюсь работы. Но скажите, где ее можно получить?
— Хочешь, парень, работать в ЧК?
— А что это такое?
— ЧК, брат, это — Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Вот с теми самыми колчаковцами, которые расстреляли твоего отца.
— Какую же работу я буду выполнять?
— Самую почетную, парень, контру бить.
У меня вновь к лицу прихлынула кровь, но уже не от смущения, а от радости, что я смогу работать в учреждении, которое карает колчаковцев. У меня даже пронеслась в голове мысль: «Ну, попадись же мне теперь на глаза Поздняков!»
— Ну, что краснеешь, как рак вареный? — сказал незнакомец. — Хочешь в ЧК работать?
— Даже с удовольствием буду бить контру, — твердо ответил я.
— Ну, пойдем…
Пришли на Набережную. У входа в дом стоят два часовых с винтовками. Прошли в кабинет. На столе — два телефона. Мой новый знакомый вызвал к себе секретаря, попросил показать мне мое рабочее место и загрузить меня работой. Тут я узнал, что пригласил меня сюда Журавлев, заместитель председателя ЧК[6]
.В тот первый день моя работа заключалась в заклеивании приготовленных к отправке конвертов. На другой день мне дали что-то переписывать с карточек в анкеты. Этот и два последующих дня были для меня самыми тяжелыми и ответственными. Я понимал, что данное мне поручение — это проверка моей пригодности к работе. А она явно не клеится. То и дело я порчу одну анкету за другой, сажаю кляксы, от пера летят брызги. Я волновался, обливаясь крупными каплями пота. Вдруг осенила мысль — ведь я же делаю не ту работу, на какую был приглашен. Иду к Журавлеву и говорю, что с моей работой произошло какое-то недоразумение.
— Вы мне говорили, что ЧК борется с контрреволюцией, но я этого не вижу. Заставили меня переписывать анкеты. Вы что, всурьез говорили со мной или просто смеялись, когда спрашивали, желаю ли контру бить? Я здесь контру не вижу, а если и увижу, то ее пером не прошибу.
— Ишь ты какой быстрый! Контру-то, прежде чем бить, надо разыскать и поймать. Ты скажи проще, что писарская работа тебе не по плечу. В двухклассном училище тебя, по-видимому, не научили грамотному письму. Ну, а что касается нашего разговора о работе в ЧК, то я тебе говорил вполне серьезно. Только вот ты и тут слово переврал, вместо того, чтобы сказать «всерьез», ты говоришь «всурьез». Ты следи, брат, за своей речью.
Журавлев вызвал караульного начальника и, показывая на меня, сказал:
— Возьми к себе в отделение паренька, подучи, и он будет хорошим бойцом.