— Тебя только это и волнует, моя работа? Говорю в последний раз, отчаливай. Видеть тебя больше не хочу, ты, самовлюбленное, эгоистичное...
— Мисс...
Сэм подскочила и повернулась, увидев официанта из ресторана, хмуро смотревшего на нее. Она поспешно выпрямилась.
— Я... просто любовалась пальмой. Подумываю изменить ландшафт в своем саду, и оно бы подошло...
— Вы не заплатили, — прервал он.
— Ах, — безучастно отреагировала она.
Она порылась в сумке, вытащила кредитную карту и протянула ему.
Он уставился на нее, словно на недоумка.
— Вы не собираетесь вернуться?
— Нет. Я... э-э... жду кое-кого. Не могли бы вы вынести чек сюда, чтобы я подписала?
Он промямлил что-то, взял карту и ушел.
Сэм снова осторожно выглянула из-за дерева. Хизер с мужчиной все еще спорили. Незнакомец уперся руками в машину, зажав Хизер посредине.
— Тебе надо быть осторожной, раз ты беременна, — говорил он. — Я поговорю с врачом...
— У меня всего лишь месяц, болван. Пройдет еще столько месяцев, прежде чем это может сказаться на моей работе.
Сэм застыла за пальмой. Хизер беременна?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В тот вечер Сэм стояла за гладильной доской в своей гостиной, тщательно разглаживая наряд подруги невесты и отчаянно борясь со слезами.
Брэд женится на другой день, и тут уж уже ничего не поделать.
Все вторую половину дня и весь вечер она все мучилась догадками, как бы сорвать свадьбу и тем успокоить свою совесть. Подслушанный разговор не шел из головы.
— Ты сказала Риверсу? — спросил Хизер незнакомец.
— Еще нет. Сообщу в брачную ночь. Он придет в восторг. Он мечтает о детях.
— Так же, как и ты? — съязвил незнакомец.
— Не смейся, — парировала Хизер. — Может, я и не думала о ребенке, но постараюсь быть хорошей матерью.
— Думаешь, поверю, что ребенок для тебя превыше собственных амбиций?
— Мне плевать, что ты там думаешь.
Сэм не замечала прежде такой решимости в Хизер.
— Может, раньше я что-то такое и говорила... но теперь понимаю, что есть кое-что поважнее карьеры актрисы...
В этот момент вернулся официант с чеком, и, пока Сэм подписывала его, Хизер с незнакомцем ушли.
Сэм вновь испытала шок от жуткой истины. Хизер ждет ребенка. Ребенка! От Брэда. И это, похоже, полностью изменило перспективы блондинки. Она уверяла незнакомца, что изо всех сил постарается быть хорошей матерью, что есть кое-что поважнее карьеры.
Может, Хизер и лгала, в отчаянии подумала Сэм. Но едва ли. В словах блондинки было столько искренности.
А если у Хизер и вправду такие чувства к ребенку, то Сэм надо отступить. Было бы верхом эгоизма пытаться разбить пару, коль речь идет о ребенке.
Нужно бросить попытки сорвать свадьбу. Если она и правда друг Брэду, то нужно так и сделать — даже если уже и не хочется оставаться просто другом. За ланчем ей наконец открылась истина. Она поняла, что и ключик к лабиринту, и все дороги вели к одному — ее любви к Брэду.
Она любит его давно, но не хотела в том признаться. Хотя подсознательно и понимала это с того лета, когда сбежала в Нью-Йорк. Она была на заднем дворе у родителей, вежливо выслушивая Дейва, пока он показывал авокадо, когда к ним подошел Брэд. Она заглянула в его смеющиеся глаза и чуть сама не рассмеялась. Но потом он небрежно обнял ее за плечи, и сердце у нее вдруг забилось с удвоенной силой, и занялось дыхание.
Она пыталась отмахнуться от этого, как от случайности, но на другой день все повторилось, когда он обхватил ее за талию, чтобы провести через улицу. И еще раз, когда заправлял выглядывающий ярлык воротничка на спине. Были и другие прикосновения, случайные, которых она прежде и не замечала, но от которых теперь кровь в жилах приходила в волнение и к щекам подступал румянец. А потом он купил дом.
Он и сейчас все виделся ей таким, каким она увидела его впервые, — испанская черепица, металлические решетки и небольшой дворик с фонтаном. Она сразу влюбилась в него. А когда Брэд попросил ее заняться его интерьером, ей нужно бы тотчас согласиться. На деле, когда он попросил ее, она была в спальне, воображая, как бы та смотрелась с кроватью на резных ножках с множеством одеял и подушек и старинным сундуком в ногах. Ей бы согласиться, только вот слова отчего-то застряли в горле. В комнате, казалось, царили покой и тишина, слышалось лишь легкое поскрипывание глянцевого паркета. Брэд улыбался ей, и глаза его были такими же серо-голубыми, как и океан, видневшийся за окнами без занавесей, и у нее отчего-то вдруг сжалось сердце. Так сильно и неожиданно, что она едва могла дышать. И только когда он привез ее обратно и она осталась одна, сердце отпустило.
Ее это напугало и смутило, и она, ну и дура же, ударилась в панику. Она видела, через что прошли ее родители и сестра. Видела, как любовь и страсть превращаются в ненависть, и ей не хотелось прийти к тому же. Когда Мария Васкес позвала ее с собой в Нью-Йорк, она предпочла сбежать, чем признать, что что-то изменилось, что ее чувства к Брэду уже не были только дружескими...