– Сейчас не до костюмов, – пробурчал его спутник. – Выбраться бы! А там будет и пряник, и свисток, и пиджак от фирмы «Жоб».
– Люблю такие речи, – Городецкий смело ступил в след, оставленный конниками: идя по этому следу, можно на все сто процентов быть уверенным, что не наступишь на мину. – От них веет оптимизмом.
Ночью они вброд, не снимая обуви и костюмов, одолели речушку, и усталые, мокрые, очутились на нашем берегу. Опустились на камни передохнуть. Фалеев не выдержал, всхлипнул.
Через несколько минут их окружили люди с оружием, это были свои. Один из пришедших – в пятнистой форме, вольно распахнутой на животе, без знаков различия, с одутловатым лицом и хмельными глазами вечного заводилы, ублажающего все веселые кампании, кинулся к Городецкому, обнял его и проговорил обрадовано:
– Жив, здоров? Цел? Вот отец-то доволен будет!
– Как он там?
– Держится молодцом. Стоит на страже демократии, умело защищает наши светлые завоевания.
– Кует будущее, значит? – Городецкий не выдержал, засмеялся: напряжение, в котором он пребывал только что, стекло с него, будто вода, даже капель не осталось, Городецкий помолодел, щеки у него вспыхнули по-ребячьи ярко, взгляд сделался ясным. – Молодец, папахен!
– Он тут кое-чего прислал… По части выпивки и закуски.
– Вот выспимся сейчас с господином Фалеевым, – Городецкий хлопнул по плечу своего напарника, – и сядем за стол. Все, что прислал папахен, выпьем и все съедим.
– Э, нет, так не годится. Не положено. За возвращение положено пить сразу же, не отходя от кассы. На месте пересечения границы. Майор! – человек в камуфляжном костюме ткнул рукой в стоявшего рядом высокого офицера в пилотке, державшего в руке укороченный десантный автомат – представителя штаба погранотряда. – Где здесь можно хлобыстнуть по паре граммулек с коллегами? За возвращение. А?
– Самое лучшее – в саманном домике.
– Там, где мы остановились? Э, нет, майор, это далеко. Надо где-нибудь поближе.
– Тогда на первом пне.
– Это же зона государственной границы. Если мы пару раз щелкнем пробкой, никто не пришлет нам по этому поводу дипломатическую ноту?
Майор покосился на Городецкого с Фалеевым и приподнял одно плечо.
– Не пришлет.
В темноте к Городецкому приблизился человек в спортивном костюме с морщинистым лицом и прилипшей к нижней губе цигаркой. Городецкий недоуменно глянул на него: а это что за бомж? Неужели эти ребята добрались и до запретной пограничной зоны?
– Что с моими людьми? – спросил человек в спортивной форме.
– С какими людьми?
– Которые привели вас к этому окну.
– Не знаю, – Городецкому захотелось как можно скорее отмахнуться от этого человека – от него исходило ощущение опасности, чего-то неприятного. – Часть их осталась на сопредельной территории согласно, так сказать, плана, а командир, который сопровождал именно нас… он также остался прикрывать… Недалеко отсюда, в двенадцати километрах от границы.
– Живой, не подбитый?
– Живой, – Городецкий усмехнулся, – хотя и того… – Он пощелкал пальцами. – Гусеницы у него малость пострадали. Траки надо чинить.
– Траки? – лицо человека в спортивной форме напряглось, пошло морщинами. – Не понял…
– Ну, это я иносказательно, – Городецкий помотал в воздухе ладонью, словно бы подзывая кого-то к себе и хотя это было не так, его тут же подхватил под локоть человек в камуфляже, приехавший из Москвы. Городецкий облегченно вздохнул и поспешил вместе со своим спутником – его звали из темноты, где на широком, похожем на гроб индийского магараджи камне была уже накрыта скатерть-самобранка. Скатерть эта нарисовалась в мгновение ока. Так бывает только в России или там, где есть русские люди.
Человек в спортивной форме проводил Городецкого взглядом, сел на низенький, едва приметный в темноте каменный выступ, влажный от ночной мороси и достал из кармана куртки пачку сигарет.
– Петрович, – около него остановился майор из штаба пограничного отряда, – а, Петрович!
– Он самый, – нехотя отозвался человек в спортивном костюме.
– Что-то не так? Что-то произошло?
– Произошло. Я понял, они моего Петракова бросили раненым на сопредельной территории. В двенадцати километрах от границы.
Майор не выдержал, выругался:
– Вот скоты! Дойдет ли?
– Не думаю, – Петрович с сомнением покачал головой, затянулся сигаретой. Красный огонек осветил его лицо. – Но ждать буду до последнего, пока из надежд ничего уже не останется. Мой Петраков… он бывал в разных передрягах… Но со сломанными «гусеницами», двенадцать километров, без помощи? – Петрович вновь с сомнением покачал головой. – Вот мать честная! – губы у него дрогнули. Он вздохнул. – Ладно, майор, оставь меня. Я хочу остаться один.
– Помощь нужна?
– Нет, – губы у Петровича задрожали сильнее. Он был расстроен. Никакой помощи. Вот если бы знать, где конкретно находится Петраков… Но как узнать? У кого?
Майор сочувственно развел руки в стороны. Ему было жаль этого сутуловатого, мятого жизнью, совершенно не военного человека, очень похожего на бухгалтера какого-нибудь садоводческого товарищества.