Чрезвычайные обстоятельства

– Ты же беден, как церковная крыса, сам сказал. Я угощаю, – с нажимом произнес Васнецов, берясь за трубку плоского, явно заморского производства аппарата – такие телефоны Скляренко видел у афганцев, – магарыч с меня!

В уютном затененном ресторанчике, расположенном на берегу светлого озерка, окруженного грустными русскими ивами, Скляренко расслабился – он позволил себе это – внутри у него все оттаяло, потекло, он начал даже свободнее дышать, уголки глаз у него защипало и подполковник достал платок. Васнецов все понял, спросил:

– Ну что, не отпускает Афганистан?

– Нет, – признался Скляренко.

– Через неделю все забудешь.

– Через недельку забуду, но через две вновь все вспомню.

– Что делать-то, – вздохнул Васнецов, – когда делать нечего? Тут даже сам господь Бог не помощник, – он налил коньяку в две узкие, посверкивающие хрустальной искрой стопки, поднял: – Я рад, что ты с нами. Выпьем за это!

– И я рад, – Скляренко выпил коньяк залпом, поймал последние капельки напитка языком, прижал их к небу, чтобы почувствовать вкус, прислушался, – а у вас сухого закона нет. Совсем, оказывается, нет!

– Боремся как можем. В Крыму виноградники, говорят, пустили под нож бульдозера, с корнем выдрали то, что сто лет назад покупали за большие деньги во Франции, а мы свои виноградники – узбекские! – бережем. Коньячок-то, – Васнецов щелкнул ногтем по звонкому боку стопки, – не хуже самтрестовского. А?

– В Афганистане вообще не знают, что такое коньяк.

– Извини. Кстати, – Васнецов снова разлил коньяк, – вполне возможно, в сороковой армии появятся наши люди, отсюда придут, из Ташкента… Сам понимаешь, сто тридцать килограммов «муки» – не предел, – уловив рассеянный кивок гостя, Васнецов стукнул ладонью по столу. – Нет, ты слушай, слушай!..

– Я слушаю, – Скляренко распрямился, взгляд его был усталым, внутрь, Васнецов понял, что Скляренко находится уже далеко отсюда и не стал разбираться ни в своих ощущениях, ни в ощущениях гостя – так ведь и поссориться недолго, – примиряюще поднял стопку. Спросил:

– Ты под каким знаком родился?

– Не знаю. Какой знак в сентябре?

– Смотря какое число?

– Пятое.

– Это знак… Знак… – Васнецов пошевелил губами, – это знак Девы.

– Вот уж не думал, что я – Дева, – Скляренко усмехнулся.

– Самый добрый знак для военного человека, – успокоил его Васнецов, – под знаком Девы родилось несколько маршалов.

– Хоть это-то утешительно.

– В общем, к тебе могут явиться наши люди, окажи им содействие. Извини, при этом должны быть соблюдены простейшие законы… Сам понимаешь! Пароль: «Вы под каким знаком родились?» Ответ: «Девы». Продолжение пароля: «Вам низкий поклон от Сергея Сергеевича».

– От тебя, значит? – уточнил Скляренко: Сергеем Сергеевичем звали Васнецова.

– Да.

– Как в детективном фильме, – Скляренко улыбнулся, лицо его растеклось морщинами в разные стороны, сделалось печеным, добрым; из-под низких, купающихся в воде метелок ивы выплыла черная аккуратная курочка с приплюснутой в темени ладной головкой, за ней – выводок шустрых веселых комочков – будто клубки шерсти двигались по воде. Клубки оставляли за собой длинный усатый след. Оглядевшись, курочка деловито заработала лапками, направляясь к столику, за которым сидели двое военных.

– Ты смотри, к нам плывет, – размягченным, отвыкшим от мирских развлечений голосом проговорил Скляренко. – К нам, надо же! – Это неверие опытного, меченого жизнью человека развеселило Васнецова, он тоже включился в игру – все-таки в каждом взрослом человеке сидит ребенок, и хорошо, что сидит, как только ощущение детской восторженности исчезнет и уступит место усталости, так все, считай, что человек вкатился в старость. Васнецов ткнул пальцем, как пистолетом в сторону курочки:

– Известная попрошайка!

– Цып-цып-цып! – Скляренко смял кусок лепешки. Водяная курочка с эскадрой шерстяных комочков послушно подплыла к нему.

– В простонародье называется «лысуха».

– Цып-цып-цып!

– На «цып-цып» только задастая ряба скребет пузом по земле, а лысуха «цып-цып» не понимает.

– Ну давай! Ближе, ближе!

– Лысуха – из породы уток.

– Цып-цып-цып! – упрямо звал Скляренко.

– У узбеков лысуха называется кашкалдаком. В переводе «лысая голова». Видишь, у нее голова лысая.

– Вижу!

– Так вот, когда произойдет сбой, кто-то завалится, – тьфу-тьфу-тьфу, не дай Бог! – случится беда, то у тебя появится человек и вместо «Сергея Сергеевича» скажет «кашкалдак», это будет означать, что надо ложиться на дно.

Водяная курочка склевала лепешку жадно, стремительно, шерстяные комочки тоже пробовали набить свои пупки, но им было еще рано принимать грубую пищу, им надо было еще питаться чем-нибудь нежным, воздушным, легким, и птенцы жалобно крутились вокруг матери. Скляренко молчал. Отщипывал кусочки лепешки, кидал в воду и молчал.

– У лысухи самое вкусное мясо из всех водоплавающих – лучше кряквы, лучше чирка, шилохвостки и гуся. Гурманы из всех птиц предпочитают лысуху, охотники специально поставляют лысух к столу. Одно плохо – лысух трудно скублить.

– Чего? – поднял голову Скляренко.