Чтение с листа

Теперь она глотала на ночь не прямоугольник, а квадратик. Аккуратная черточка делила снотворное пополам, по ней таблетка легко и ровно разламывалась. Пора было перейти на четвертинку, а то и вовсе перестать травиться, но страх не отпускал. А вдруг он не сдаст первую сессию? Хотя поводов волноваться вроде бы не было: в институте Паше нравилось, особо не прогуливал, друзья появились, на сложности не жаловался. Или вдруг опять, как раньше, начнут призывать студентов – война же в стране, что бы там по телевизору ни говорили…

Политикой Вета не очень интересовалась, только когда происходящее могло коснуться ее семьи. Чеченская война, грянувшая в середине Пашиного выпускного класса, еще как могла коснуться!

Сколько она слышала разговоров о том, как мальчику с младенчества надо иметь две карты в поликлинике: одну для жизни, другую, чтобы в нужный момент от армии отмазать. Но связей таких медицинских не завелось, да и главной заботой было, чтобы рос мальчик здоровеньким. И вообще Вета даже из суеверия побоялась бы приписать сыну несуществующие болезни.

Вот и не спала по ночам полгода. И теперь по нескольку раз просыпается.

Сколько лет они живут в этом доме? Посчитал. Надо же, тридцать пять! Когда получили родители эту квартиру в Черемушках, казалось, она на краю света, хотя вскоре метро открыли, а теперь за их станцией целых шесть до конечной. И сады, и пустыри. Отец счастлив был не только тому, что из коммуналки вырвались, – это больше мама, а что здесь голубям больше будет простора, чем на Покровке. Переложил тяжелую сумку в другую руку: говорят, своя ноша не тянет, но прожорливые они, заразы, да еще вода. И еще одна мысль портила настроение: скоро делать прививку, а вакцина опять подорожала, жена ныть начнет. Хорошо она не интересуется, не знает, что некоторые стали делать не два раза в год, а один. Экономия, конечно, но он боится: налетит вертячка, позаражают друг друга, и закрутится вся голубятня, как в трансе, – пиши пропало.

Соседа по площадке теперь жена гоняет курить на лестничную клетку – невестка родила, так дым через любые уплотнители вползает в квартиру. Надо бы ему сказать, чтобы спускался на полпролета, нет, лучше, чтобы поднимался – запах всегда идет наверх. Старушка под ними жарит чуть не каждый день рыбу, так Вета погибает от вони. Да, соседу придется сказать. Даже странно, столько лет стенка общая, а, считай, не знакомы. Кроме имен ничего друг о друге не знают. Несколько лет назад стулья и вилки просил – поминки, отца хоронил; тот тихий был, но покрепче – жилистый, а этот рыхловатый. Да ладно, какая разница. Вот жена – противная точно, лицо немножко поросячье и свое «Здрассьте» у лифта как милостыню подает.

Выпустил полетать, закурил. Не мог налюбоваться, как кувыркается белый турман, как наворачивает круги пара курских голубей, а вот бакинский бойный – если прислушаться, – щелкает крыльями в полете. После смерти отца совсем уже решил расстаться с птицами, все-таки он не такой был фанат, как тот. Надоело бороться, письма без конца писать: то доказывать, что голуби заразу не переносят, и справки прикладывать, то бодаться с пожарниками или прочими чиновниками за свои несчастные три квадратных метра. Он уже и в общество вступил, в клуб голубеводов… Ах, душа радуется: надо же, как поднялись, уже на точке мерцания. Скоро вернутся.