Для следопытов слова имели такое же значение, как сломанная ветка или вывороченный пласт земли – как свидетельство того, что девушка проходила именно здесь. Никакого другого значения они словам не придавали. И Танин поддерживала их в неведении относительно значения слов, как можно быстрее уничтожая каждую обнаруженную надпись, чтобы любопытство в ее спутниках не успело возобладать над их благоразумием.
Более всего Танин беспокоило безрассудство этой девчонки. Если родители научили ее писать, они должны были научить ее и большей осмотрительности. Они должны были объяснить ей, насколько опасны слова. Если они попадут не в те руки, это будет означать уничтожение всего, над чем они так настойчиво работали.
Танин собрала оставшиеся листья и швырнула их в костер, где они воспламенились и взлетели вверх как черные горящие страницы неведомой рукописи. Она проследила путь этих мерцающих огнем хлопьев через густой подлесок.
Когда шутки следопытов становились особенно непристойными, сидевшая рядом с Танин женщина-ликвидатор бросала на следопытов сердитые взгляды. Из-под ее капюшона свисало несколько жалких локонов, обрамлявших изрытое оспинами лицо, на котором поблескивали мутные глаза. Ночная тьма раскинулась за ее спиной как два черных крыла.
Толкнув ее локтем, один из следопытов протянул ликвидатору серебряную фляжку:
– Расслабься! А то все остальные чувствуют себя последними подонками.
Ликвидатор с ненавистью посмотрела на руки и лицо говорящего и отвела взгляд.
– Ты что, боишься, что ли? – не унимался тот.
Танин посмотрела на говорящего. Мускулы на ее скуле дернулись.
Ликвидатор, не спуская глаз со следопыта, выхватила у него фляжку и сделала долгий глоток. Секундой позже она выплюнула то, что было у нее во рту, и закашлялась. Когда следопыты засмеялись, ее лицо покраснело от стыда. Сама же она съежилась, словно готова была сквозь землю провалиться.
Загоготав, следопыт выхватил фляжку и сказал:
– Женщину легче всего понять по тому, как она пьет самогон – сразу глотает или…
– А мужчину – по тому, как он говорит, – перебила его Танин. – Чем больше он болтает, тем меньше знает, о чем речь.
Следопыт разинул рот, в то время как остальные расхохотались.
– Судя по тому, что ты болтаешь без остановки, – продолжила она, – ты не знаешь ничего вообще. Но если будешь держать язык за зубами, то, пока ты здесь, может, чему-нибудь да научишься.
– Я просто хотел немного развлечься, – проговорил следопыт.
– За счет моего лейтенанта? – рассмеялась Танин. – Хочу, чтобы ты усвоил: тебя здесь можно заменить. Ее – нет. Поэтому относись к ней со всем возможным уважением. Если не пожелаешь, я даю ей разрешение порубить тебя на куски; медленно или быстро – как она сама захочет.
Следопыт опасливо покосился на меч ликвидатора. По черным ножнам полосой шли изящные узоры, состоящие из сотен маленьких слов, вырезанных по поверхности кожи: слова защиты для владельца меча, угрозы и проклятия для его врагов.
Танин глубоко вздохнула.
Ликвидатор улыбнулась.
Пол, старший следопыт, ухмыльнулся, и Танин сурово посмотрела на него. Но тот, похоже, получал удовольствие от того, как досталось его подчиненному. В свете костра глаза старшего следопыта блеснули красным золотом.
Постепенно следопыты вновь разговорились – более сдержанно, хотя разговор шел о том же. По привычке рука Танин направилась к внутреннему карману куртки, где у нее хранился единственный лист бумаги. Чувствуя на себе взгляд Пола, она отбросила назад свои черные волосы и встала. Несмотря на то, что старший следопыт все так же смотрел на нее, она не обернулась и углубилась в лес, где рокот разговора затих, заглушенный шумами леса.
Темнота свисала с крон деревьев подобно черному занавесу, и, как только глаза Танин привыкли к ней, она начала пробираться меж раскинувшихся по земле корней и упавших стволов, пока не выбралась на поляну, над которой сияли звезды.
Тогда из кармана куртки она достала сложенный листок бумаги. Бумага была старая и изрядно захватанная; она утратила свою изначальную жесткость и стала наощупь мягкой как ткань. Почерк был торопливым и неровным, а поля были испещрены вопросительными знаками и неряшливыми пометками, но Танин могла прочитать текст наизусть и даже с закрытыми глазами представить, где стоит какой знак препинания.
Копия, снятая с копии. Большинство оригинальных фрагментов погибло в огне; их горящие страницы с треском превратились в пепел, а слова, начертанные на них, – в пыль. Танин приказала запереть то, что оставалось, в подвале, но сначала скопировала эту страницу.
Этот фрагмент был ужасающе неполным: абзацы по краям обгорели и целые слова были уничтожены огнем, а со временем ее заметки покрыли текст такими дополнениями и незаконченными предложениями, что постороннему прочитать его было невозможно. Танин огляделась. Тени вокруг нее были неподвижны.
– Не знаю, почему ты позволяешь им так с собой обращаться, – сказала она.
Из тени дерева, словно материализовавшись в ночном воздухе, выступила женщина-ликвидатор.
– Тебе легко говорить. Ты им нравишься.