В начале того же лета Союз писателей настоятельно просил меня поехать в Польшу, которая тогда бурлила: активно действовала «Солидарность», острые дискуссии шли и в Польской рабочей партии.
Намеченный главой делегации прозаик Петр Проскурин сказался больным — от греха подальше! И мы поехали вдвоем с поэтессой Людмилой Щипахиной.
Некто, провожавший ее, напутствовал словами: «Ты едешь на войну!» — но почему-то к нашему вагону не подошел, не счел нужным познакомиться с ее спутником в столь беспокоившем его путешествии. Причины этой конспирации остались для меня неясными.
Щипахина была соответственно настроена и с принимающими нас хозяевами, польскими писателями, разговаривала напористо и (скажем так) довольно поучающе. Я же был склонен относиться к происходящему там спокойнее и даже употреблял в разговорах и выступлениях образ весеннего половодья, после которого может появиться новый, плодоносный слой почвы.
По возвращении в Москву милая спутница доверила писать отчет о поездке мне, сама же посетила некоторые начальственные кабинеты — во всяком случае, в Союзе писателей, в частности побывав у В.М. Озерова. Не было ли тогда сказано нечто о «своеобразии» моей позиции и взглядов и не это ли сыграло опреденную роль в дальнейшем?
А быть может, припомнили мне и какие-то прошлые «грехи» — участие в ходатайстве за Даниэля с Синявским, приверженность «Новому миру» Твардовского... Как бы то ни было, в Италию я не поехал.
Несколько лет спустя обнаружилось, что в моем заграничном паспорте, хранившемся в Иностранной комиссии Союза писателей, существует строчка, посвященная предполагавшейся поездке в Венгрию на блоковский юбилей той же осенью 1980 года, о чем я знать не знал. Поездка не состоялась: то ли венгры передумали, то ли...
Для полноты картины остается упомянуть, что когда позже издательство «Прогресс» собралось было выпустить моего «Блока» на английском языке, дело вдруг стало затягиваться, затягиваться, и врезультате напечатана была новая, несколько беллетризированная работа Орлова.
Что ж, утешусь тем, что «отверженная» книга вышла в Словакии и дважды в Китае.
С неменьшей опаской, чем о Блоке, думал я о герое своей новой книги о Чехове. Что поделать! «Трусоват был Ваня бедный». И для начала пошел «в обход» — для серии «Жизнь в искусстве», выходившей в издательстве «Искусство», написал биографию Левитана, поскольку чеховское «присутствие» в судьбе Исаака Ильича общеизвестно.
И только потом прямо подступился к заветной теме, воспользовавшись некоторыми своими более ранними набросками — и в юбилейной (к 100-летию со дня рождения Антона Павловича, в 1960 году), статье, и в более пространном очерке, вошедшем в мой «детгизовский» сборник «Высокое небо. Четыре портрета» (Пушкина, Гоголя, Чехова, Блока).
Книга о Чехове — одна из моих любимых (у покойной Нины Сергеевны — самая), писать ее было и «боязно», и очень интересно. Очень помогала своими замечаниями и советами мой постоянный, еще с книги о Твардовском, редактор издательства «Художественная литература» Софья Петровна Краснова, сама усердно перечитывавшая в это время и Чехова, и обильную литературу о нем.
В отличие от «Щедрина» и «Блока», ряд глав и фрагментов этой книги (о «Лешем» и «Дяде Ване», «Вишневом саде», о полемике в «Скучной истории» с повестью Поля Бурже «Ученик», с Сувориным и др.) были предварительно опубликованы в периодической печати и вызвали небезынтересные читательские письма (например, писателя-историка В.М. Глинки).
По выходе же книги «А.П. Чехов и его время» она была доброжелательно оценена в рецензиях не только моего давнего знакомого Сергея Львова (увы, доживавшего свои последние годы) в «Дружбе народов», но и многолетней исследовательницы чеховской жизни и творчества Э.А. Полоцкой (некогда дебютировавшей в моем отделе в «Молодой гвардии»), В.А. Келдыша и В.Е. Хализева (любопытно, что написанное последним было перепечатано из «Вопросов литературы» в качестве предисловия к китайскому переводу). При новых изданиях в 1985 и 2004 годах книга была существенно дополнена.
Когда я в самом конце 1976 года заканчивал первый вариант «чеховской» книги и уже порядком «выдохся», неожиданно позвонил Юрий Валентинович Трифонов, знакомый мне — пусть и не очень близко — еще со студенческих лет, с просьбой написать предисловие к его двухтомнику в «Художественной литературе». Причиной этого его выбора было, вероятно, то, что в 1966 году я, один из немногих, печатно откликнулся на документальный очерк «Отблеск костра» — первый подступ Трифонова к теме, впоследствии развернутой и в огромной степени углубленной в романе «Старик», а в конце 1973 года принял участие в обсуждении романа «Нетерпение» (мне-то собственное выступление казалось довольно поверхностной импровизацией, но Юра счел его интересным).