Вот этот пожилой человек звонит в одну ленинградскую квартиру. Дверь приоткрывается, он объясняет, что хотел бы видеть вдову поэта, бывшего приятеля Блока, потому что собирает материалы о его жизни... Переговоры ведутся сквозь дверную щелку, и после каких-то совещаний из глубины квартиры приходит ответ: «Нет, она вас принять не может...».
Вот Николай Павлович в другой квартире, у найденной им падчерицы одного из первых блоковских биографов — В.Н. Княжнина, но муж хозяйки величаво негодует, сочтя «неуместным» интерес гостя к «каким-то старым бумагам».
А где-то припоминают, что были, были какие-то письма и отыскивают их... в корзинке, где спит кошка. Легко представить, в каком они виде!
Навсегда останусь благодарен Николаю Павловичу не только за позволение воспользоваться некоторыми документами из его собрания и за существенные замечания, сделанные при чтении рукописи моей книги, но и за всю атмосферу, которой дышала его, тогда единственная, комната, где просто глаза разбегались от обилия фотографий, книг, рисунков, да и «всякой всячины»: была там, к примеру, игрушечная пушечка, принадлежавшая ближайшему другу поэта Е.П. Иванову, из которой Блок любил «стрелять» и которую вдова Евгения Павловича подарила Ильину впридачу к ценнейшим дневникам и мемуарным наброскам мужа.
Не забыть и ликующий голос обычно сдержанного Николая Павловича в телефонной трубке: ему стало известно, что моя книга уже продается в магазине на Новом Арбате и за ней стоит очередь!
Очень подробные и благожелательные отзывы о книге прислали не только «новичок» Горелов, с которым нас потом связала многолетняя дружба, но и такие «блоковеды со стажем», как Жирмунский, Николай Сергеевич Ашукин, Дмитрий Евгеньевич Максимов, Павел Петрович Громов и молодой, но уже отлично зарекомендовавший себя Леонид Константинович Долгополов, вошедший затем в круг моих близких знакомых. А Евгений Борисович Тагер впоследствии как-то даже сказал, что «такой книги у нас еще не было».
Иному читателю эти строки покажутся нескромными, и я вынужден сознаться, что «похвастаться» меня, в частности, побудило одно обстоятельство, отдаленное от описываемого времени более чем на треть века.
Вопреки макашинскому предсказанию, судьба этой книги оказалась довольно непохожей на участь предыдущей.
Разошлась-то она моментально. Притягивало уже само имя Блока. Характерно, что знаменитый спортсмен, конькобежец Е. Гришин, сказал в интервью, что раздобывал ее «всеми правдами и неправдами».
Однако с воцарением в издательстве «Молодая гвардия» нового начальства и вынужденным уходом Ю.Н. Короткова, бывшего поистине душой серии ЖЗЛ, отношение ко мне резко изменилось, и ни о каком переиздании даже речи не шло. А книгу о Щедрине... перезаказали другому автору!
«Блока» же — и то по настоянию К. Симонова — переиздали только двенадцать лет спустя, но в сокращенном виде якобы из-за отсутствия бумаги. А еще через десять лет новое, расширенное переиздание успешно затянули, а с началом реформ и вовсе сорвали.
В печати она тоже была встречена с прохладцей. Отзывы можно было пересчитать по пальцам — от крайне лестных для меня пространных рецензий Сергея Львова в «Неделе» и Александра Тишкова в «Вопросах литературы» до маленькой заметки Н.В. Реформатской в «Юности» и вялого пересказа содержания в журнале «Библиотекарь».
И вот совсем уже недавно, в 2004 году, когда снова — причем даже не по моей инициативе — возник вопрос о переиздании книги в значительно расширенном виде, я вдруг узнал из организованного издательством «Прогресс-Плеяда» отзыва, что она не только устарела за минувшие десятилетия (это бы еще куда ни шло!), но и никогда не представляла никакой ценности, что в ней не было ничего нового, «своего» и что автор якобы писал ее... по прямому правительственному заказу, дабы выставить Блока чисто советским поэтом! И вообще автор, я — «Лжедмитрий в блоковедении», попросту — самозванец, и никто из серьезных ученых эту работу не жаловал (впрочем, в доказательство приводится лишь имя Д.Е. Максимова).
Хорошо еще, что об этом «милом» отзыве не узнала Нина, умершая несколькими неделями раньше. Надеюсь, что теперь читатель извинит меня за «хвастовство» и некоторую «чувствительность» к изложенному.
Нет, не везло мне с Блоком!
В том же 1981 году, когда вышло новое издание книги, Миланский университет организовал симпозиум, посвященный исполнившемуся за несколько месяцев до этого столетию со дня рождения поэта. Приглашен был и я. Однако прямо накануне отлета советской делегации в конце августа нескольким ее членам «высшими» инстанциями было отказано в визе.
Узнав, что эта участь постигла и меня, итальянская сторона в лице профессора Эридано Баццаррели выразила совершенное недоумение, поскольку во всей писательской делегации я был единственным «блоковедом». Я написал протестующее письмо тогдашнему главе Союза писателей СССР Г.М. Маркову и просил объяснений. Но даже ответа не удостоился.
Поскольку о причинах случившегося можно только гадать, выскажу одно предположение.