Что было на веку... Странички воспоминаний

Но вскоре за ней пришли, вероятно, шепнув о мужнином недо­вольстве. (Впрочем, Слуцкий, добродушно-усмешливо наблюдав­ший за нашим «романом», считал, что С. к мужу уже равнодушна).

Снова мы увиделись лишь в самые последние дни, проведенные в Софии, перед отъездом. Корректно, хотя для меня внутренне напря­женно, состоялось знакомство с весьма импозантным супругом С.

Едва ли не в тот же день на каком-то сборище в Союзе болгарских писателей я, выступая, сказал, что уезжаю влюбленным в эту страну и даже конкретно в некоторых людей. Чуточку позже украдкой поко­сился — ясно, в чью сторону. С. сидела, чуть пригнувшись и прижав ладони к щекам; похоже, что покраснела.

Год спустя летом она приехала в Москву вместе со знаменитой поэтессой и какой-то художницей. Мы раза два-три встретились, хотя в это время мы с Ниной жили на даче. Были у Маргариты Алигер, в другой раз я постарался показать гостье старую Москву — Ко­ломенское, очень ей понравившееся, Крутицкое подворье. Погода не благоприятствовала походу, да и заблудился я слегка на плохо осве­щенной улице, но в этот момент С. весело взглянула из-под какого- то платочка и уверила меня, что ей очень хорошо. С нежностью вспо­минаю, что когда однажды позвонил ей в гостиницу и спросил, что она делала, то услышал в ответ: «Немножко читала, немножко жда­ла!»

Позже с какой-то делегацией мне был прислан простой и милый подарок — штопор, упрятанный в медном ключе, с запиской, что это ключ от любого болгарского дома.

Через два года С. позвонила, что она опять в Москве. Я примчал­ся в гостиницу с памятными белыми гвоздиками, и мы снова немно­го побродили по осеннему городу, побывали в Донском и Новодеви­чьем монастырях.

Она уже рассталась с мужем и не скрыла, что при этом ей стави­лось в упрек и тырновское «бегство». Приехала не одна, познакоми­ла меня со спутником, который мне понравился. Насколько прочен и долог оказался этот союз? «В 65 году, — напишет С. несколько лет спустя — конечно, я была не я: такая издерганная, такая конченная, что сама себя ненавидела... У меня почти не было сил сопротивлять­ся. Не хочу думать об этом».

Тем не менее, встретились мы очень хорошо и тепло. «...У меня всегда было к тебе необъяснимое чувство доверия, чувство близос­ти — я никогда не замыкалась перед тобой, не была начеку — как обычно бывает с почти незнакомыми людьми, — говорится в том же письме. — Иногда бывало и что-то большее — наверное, тихая не­жность и благодарность за радость. Это было в Коломенском, по­том — на реке, когда мы стояли очень близко друг к другу, и ты де­ржал мою руку — мне было приятно больше, чем надо».

В июне 1970 года я снова побывал в Болгарии вместе с Серге­ем Павловичем Залыгиным и драматургом Александром Петровичем Штейном. С. тут же пригласила нас с Залыгиным где-то отобе­дать и, между прочим, совершенно его очарована.

Наша троица почти сразу же отправилась путешествовать по стране, сопровождаемая молодым тогда поэтом Николой Инджовым, а по возвращении в Софию мои собратья укатили домой. У меня же еще оставалось несколько дней, которые оказались насыщенными до предела.

Веселин свозил меня в замечательный городок Копривштацу, вблизи которого некогда партизанил. Вместе с нами были критики Пенчо Данчев, которого я уже знал и который считал меня чуть ли не единственным своим русским другом, и Стоян Каролев (ныне, увы, давно покойные). Замечательная была поездка и по степени взаим­ной откровенности, и по переполненности впечатлениями от весен­не-цветущей природы и рассказов Веселина, порой имевших очень драматический характер (так, он виновато и хмуро вспоминал, что однажды так разоткровенничался, говоря пионерам о пережитом, что кто-то из девочек упал в обморок).

А потом уже С. полностью мной завладела, сопровождала в зна­менитый Рильский монастырь (об этой поездке у нее есть чудес­ное — во всяком случае для меня — стихотворение), водила по Со­фии.

Мы бывали вместе столько времени, сколько только было воз­можно, но при всей бурно возраставшей тяге друг к другу не позво­ляли себе ничего «этакого». «Не будем никого огорчать!» — мягко и вместе с тем непреклонно сказала С. в одну напряженную минуту.

Вечерами мы сидели, обнявшись, у нее дома и бесконечно слуша­ли ее любимую пластинку — знаменитый, очень популярный в Бол­гарии вальс из американского фильма по «Доктору Живаго», еще не предвидя, что и нам, как его героям, предстоят годы нескончаемых разлук. Уже наступала ночь, когда я возвращался в гостиницу парком и улочками, засаженными белеющими в темноте розами...

Но вся эта идиллия резко оборвалась, когда, прилетев в Москву 15 июня, я не мог ни дозвониться, ни достучаться в квартиру. Ког­да уже потащил чемодан к соседской двери, чтобы, оставив его, на­чать поиски Нины, из нашей собственной, наконец, выглянул вылез­ший из ванны сын.

Он только что вернулся домой. Накануне им с Ниной позвонила с Ярославского вокзала какая-то незнакомая женщина и, по просьбе наших дачных соседей — Дорошей, сообщила, что тяжело заболела Нина Яковлевна, моя теща.