Что другие думают во мне

Раньше она всегда слышала. Иногда еще до того, как подойти к двери. Испытывала страх, желание добиться своего, даже одержимость. Она не сомневалась в искренности его намерений, ощущала их сама, от первого лица. Но каждый раз, когда он приглашал ее к себе на проверку очередной экспериментальной смеси веществ, она чувствовала напряжение, непреодолимое желание – не только сделать так, чтобы между ними наступила тишина и появилась настоящая близость, но и добиться своего, решить задачу, оказаться способным разгадать загадку, а может, еще защитить себя, не быть прозрачным ни для кого. Даже для нее.

И каждый раз, когда она говорила, что все еще слышит, он поспешно выпроваживал ее, разочарованный и смущенный. Иногда отправлял ей по почте подробный опросник, просил ее детально описать, что и как она чувствовала, чтобы понять, где прокол.

Она встала перед дверью его квартиры и тихо постучала. Она не слышала, как кто-то приближается к двери, не уловила никаких мыслей, подняла было руку, чтобы постучать снова, погромче. Но не успела: дверь резко открылась. Он стоял перед ней, выпрямив спину, спокойный, в белой рубашке, которая так шла ему, мягко улыбался, и взгляд его лучился добротой и уверенностью. Наконец-то он выглядел так, как она представляла его себе, слушая его голос, обволакивающий ее во время их разговоров.

– Гади? – спросила она.

Он широко улыбнулся. Она не слышит ни единой мысли. Ее сердце распахнулось навстречу его тихой уверенности.

– У меня получилось, – сказал он. – Заходи.

Он жестом пригласил ее внутрь, и она вошла. Небольшой стол с двумя свечами стоял в центре комнаты. Он подошел к столу и налил воды в два бокала. Воздух дрожал вокруг него, вокруг ее мужчины.

– Как? – спросила она, когда к ней вернулся дар речи.

Он подал ей бокал.

– Надо было чуть-чуть изменить исходные посылки, – сказал он, – посмотреть на вещи иначе, под новым углом. Вдруг я понял кое-что, чего не замечал все это время. И вот мы здесь.

– Я ничего не слышу, – удивилась она, – это как будто…

– Будто между нами тонкий прозрачный экран, который задерживает то, что нужно задержать, и пропускает только то, что надо, – тихо произнес Гади, – я назвал это «белый экран».

Она отставила стакан в сторону и посмотрела на него.

– «Белый экран», – сказала она и крепко обняла его.

Даниэла быстро провела пальцем под глазом, то ли смахивая ресничку, то ли вытирая слезу, и сделала еще несколько глотков воды.