Что движет солнце и светила

А через несколько дней после разговора с дочкой о её дружбе с никчёмной Натахой Люба, спроворив в буфете все свои дела, решила пробежаться по магазинам. Набив полную сумку продуктов, взглянула на часы: до ужина ещё было далеко, можно и домой сбегать, оставить там сумку, чем потом тащиться из больницы как лошадь.

Открыв дверь, Люба сразу почувствовала что-то неладное. В нос ударил кисловатый винный запах, перемешанный с табаком и острым сыром.

Она заглянула на кухню. Стол был чист. Зато в большой комнате она увидела журнальный столик, на котором валялась бутылка, стояли яркие баночки из-под импортного пива, на тарелках лежали нарезанный сыр, ломти колбасы, конфеты. На диване, обнявшись, спали Володя и Валечка.

Люба, застонав, хотела наброситься на них, закричать, вытолкать обоих взашей на мороз, но что-то её остановило. Навряд ли между Валечкой и Володей что-то было. Ну, выпили. Ну, задремали. Дочка даже тёплую кофту не сняла, так и уснула. А она бедную Валечку чуть не приревновала, совсем голову потеряла!

9

Александр вернулся домой радостный и с порога выпалил:

— А меня пообещали взять сторожем в ларёк на дороге! В тот, что у заправки, где поворот на Хабаровск.

— Но, говорят, на такие ларьки постоянно рэкетиры наезжают: требуют плату, сторожей бьют, — сказала Лариса. — Приятного мало!

— Зато хоть что-то заработаю…

— И мы с тобой наконец-то поженимся?

— Пока нет денег на развод, сама знаешь.

— И только-то?

— Конечно.

Он солгал. Даже если бы ему выдали свидетельство о разводе, а в паспорт тиснули соответствующий штамп, он всё равно не перестал бы думать о Любе. Александр привык к ней, вся она была какая-то своя, родная, такая уютная, домашняя, бесхитростная, терпеливо сносившая все его загулы, пьянки и враньё. Но она не умела делать в постели то, что делала Лариса, и об умном не говорила, и никаких стихов наизусть не читала, и на гитаре не играла, да и вообще терпеть не могла громкую музыку, веселые компании и рюмочку-другую — просто так, для настроения; она с трудом переносила даже сам запах спиртного. Его тело стремилось к Ларисе, а душа — к Любе, и он, чувствуя это раздвоение, порой не находил себе места. И чтобы хоть как-то унять свою боль, принимался ходить по комнате: от окна — к двери, от двери к окну. Как маятник часов. И бездумное, отрешённое это хождение мало-помалу вытесняло из груди тоскливый комок непонятной грусти.

Лариса догадывалась о его душевной смуте, но у неё хватало ума не требовать от него постоянных доказательств любви, а также отчетов о том, где был, куда ходил и не заглядывал ли к Любе. Сама она, может быть, впервые за много-много лет почувствовала: хватит с неё всяких приключений, похождений, страстей-мордастей, всех мужиков не перепробуешь — пора прибиться к одному.

Она всегда думала, что ищет удовольствия от секса, острых ощущений, новых мужчин, а в действительности искала тепла, трогательности, заботы и много чего другого, что, оказывается, вовсе не было сексуальным.

В мечтах ей всегда рисовался один и тот же образ: высокий, длинноногий, красивый, богатый. Физиономия этого образа могла меняться, принимать прямо противоположные формы, но одно оставалось неизменным: богатый! И когда ей встретился Александр, она поначалу отнеслась к нему снисходительно: ладно, пусть будет ещё и этот. Но вскоре Лариса поняла, что Александр ей не просто нравится — жить без него и скучно, и неинтересно, и ничего не хочется делать, и всё валится из рук. Влюбилась!

Ещё больше их сблизила общая тайна. В посёлке по-прежнему шушукались, что это именно они безжалостно прикончили Виктора, чтобы не мешал им предаваться блуду. Он познакомил Александра с Ларисой — своей пассией, и не думал — не гадал, что сам вскоре окажется третьим лишним. А когда попробовал выяснить отношения, то они, сговорившись, избавились от него навсегда, да ещё как жестоко: расчленили труп и разбросали его части в разных местах.

На самом деле всё было по-другому. Виктор пришёл, конечно, не пустой с двумя бутылками «Посольской», которую считал лучшей водкой. Он уже был в изрядном подпитии, жаловался на каких-то городских «братков», которые начали его «доставать», костерил на чём свет стоит нынешнюю власть: президент немощный, его окружение — стая волков, терзающая Россию, а с волками жить по-волчьи выть, но ему этого делать не хочется, однако — вынуждают… Хоть Виктор и крепко «принял на грудь», но себя контролировал: никаких конкретных имён не называл, всё — вокруг да около, одними намёками. Александру, как давнему своему приятелю, он, видимо, по-прежнему доверял, потому что неожиданно попросил его об услуге: взять на сохранение кое-какие бумаги.

Лариса, изгнанная на время этого разговора на кухню, всё, однако, слышала. Вернувшись в комнату со сковородкой, на которой ещё шипела яичница, она поставила её на стол:

— Горяченькое, мальчики!