На парковку заезжает катафалк похоронного бюро Макбёрни, а за ним — грузовик Такера. Парни спрыгивают на асфальт и зовут:
— Гилберт, Гилберт, Гилберт!
— Я знаю, как меня зовут. Вы что, ребята?
Они начинают грузить про ту девчонку, и я с каждой секундой теряю интерес. Чем больше они болтают, тем сильнее крепнет моя уверенность: что-то с ней не так.
— Вы зубы ее видели? — перебиваю я.
— Нет.
— Хм. И в самом деле, нет. Но не сомневайся…
— Вы не понимаете, — говорю. — Может, у нее все зубы в черных пятнах. Или растительность на лице, а может…
— А ведь ты дело говоришь.
— Да, он толк понимает.
— Еще бы. А ко всему прочему у нас, у коренных жителей этого города, разве нет более важных и полезных дел? Мне думается, есть.
Я уезжаю и предоставляю им размышлять над моими словами. У меня бензин, считай, на нуле, и мы с арбузом вынуждены ехать на ближайшую заправку, «Стэндард ойл». Бензоколонка Дейва Аллена — в противоположном конце города, так что ребристой полосы или преграды — как там ее — избежать не удастся. Переваливаясь через черную трубку, распеваю во все горло, но в уши все равно бьет «бинь-бинь» или «динь-дон». Сегодня работает Бак Стейплс. Он на год младше меня, но дважды оставался на второй год: в четвертом классе и в шестом. Сдается мне, мог бы еще посидеть.
Бак говорит:
— Здорово, Гилберт.
— Здорово, Бак.
Заливаю бензин. Бак поддает носком ботинка гравий и говорит:
— Вау.
— В каком смысле «вау»?
— Хм. Не знаю. Просто «вау».
— Погоди-ка, — говорю. Я уже заправился и теперь, открыв пассажирскую дверцу пикапа, достаю арбуз. — Тебе сгодится?
Бак мотает головой.
— Черт.
— Но я… это… пару арбузных семечек однажды проглотил. Фу.
— А, — говорю.
Проверяю уровень масла и слышу характерное «клики-тики» подъехавшего велосипеда.
— Гилберт?
— Что?
Убираю подпорку и с грохотом захлопываю капот. Раздается «бэм». Поворачиваюсь сами знаете к кому.
— Тебя зовут Гилберт. Я помню. Такое не забывается.
Убирает за уши выбившиеся пряди.
— Какое «такое»? — спрашиваю.
Я мог бы сказать, что эта девчонка неинтересна мне с репродуктивной точки зрения, но врать не стану.
— Имя Гилберт не забывается. — Она грызет костяшку пальца.
— Так можно инфекцию подцепить.
— Как «так»?
— Если руку грызть. Пальцы лизать.
— И то верно, — говорит она, не вынимая палец изо рта.
Я мог бы еще сказать, что она неинтересна мне как личность, но опять же врать не стану. Если честно, это самая загадочная штучка в наших краях.
Плачу Баку тринадцать пятьдесят два, и ни центом больше. Он спрашивает, как бегает мой пикап, и я отвечаю: «Резво, как котенок», на что Бак шутливо мяукает. Я вам так скажу: впервые слышу от Бака хоть что-то прикольное.
Бекки, стоя над своим велосипедом, вклинилась между мной и пикапом. Сначала прокатила переднюю шину по черному ограничителю, потом заднюю, и от этого «бинь-бинь, динь-дон, бинга-динга» мне хочется завопить. Поворачиваюсь к Баку и пытаюсь глазами показать, что это не по моей вине. Но Бак стоит себе, пялится на нее, жует язык. Ему такой грохот по душе.
Бекки слегка виляет из стороны в сторону на своем велосипеде. Я трясу головой и сажусь за руль. Включаю радио, давлю на газ, но на выезде она оказывается прямо у меня на пути. Протяжно сигналю, а она поднимает указательный палец, словно говоря: «Минуточку», так что я сворачиваю в «карман». Девчонка на свободном ходу подплывает к моему окну и говорит:
— И еще, напоследок.
— Да?
— В арбузе самое сладкое — внутри. Это на тот случай, если ты выразишь интерес к тому, что у меня внутри.
Она хихикает, как эти дурочки в «Свидание вслепую», запрокидывает голову и заливается хохотом, разинув рот. Я подбираюсь ближе и бросаю быстрый взгляд на ее зубы. Блестящие, ровные, белоснежные. Идеальные. Дьявольщина. Протягиваю руку, распахиваю пассажирскую дверцу и сталкиваю с сиденья арбуз. Он прыгает по направлению к бензоколонке. Я отъезжаю. Смотрю в зеркало заднего вида: Бекки остановилась. Не хихикает, не заливается. Арбуз у ее ног.
Бесподобно.
19
— Спасибо за помощь, Гилберт.
— Не за что, босс.
— У нас покупатели в особом почете…
— Я тоже так считаю, — говорю.
Чем меньше будет сказано про арбуз, тем лучше. Я надеваю фартук и прикрепляю именную бирку.
— Твоя сестра заходила, — сообщает мистер Лэмсон.
— Надеюсь, Эми?
— Да. Просила передать тебе вот это.
Он протягивает мне белый конверт, и я замечаю, как надежны его руки, как плотно сидит на пальце обручальное кольцо. Мне хочется сказать: «Мистер Лэмсон, вы с женой — единственное известное мне доказательство разумной целесообразности брака», но вместо этого я только бросаю:
— Спасибо.
— Кстати, пока твоя сестра находилась здесь, Арни носу не казал из машины. Я предложил Эми, чтобы он выбрал себе бесплатно любую жевательную резинку или какое-нибудь лакомство. Она вышла и передала ему мое предложение, но он забился под приборную доску — и ни в какую.
— Арни же, — говорю, — не совсем нормальный.
— Раньше он прибегал сюда в твои рабочие часы и ходил за тобой по пятам. А когда наступало время закрытия, плакал. Помнишь, как мы изготовили для него почетный бейджик?