Читаем Что гложет Гилберта Грейпа? полностью

— Высадить тебя у дома?

— Нет. НЕТ!

— Ладно.

— Маман устроила обед в честь моего приезда и позвала всю прекрасную половину города. Это было выше моих сил. Пришлось уносить ноги. Богом клянусь, она пригласила все женское население Эндоры.

Ни одна представительница семейства Грейп, вертится у меня на языке, приглашения не получила. Впрочем, так повелось, что все значимые общественные мероприятия обходятся без Грейпов — их попросту не включают в списки гостей.

— Ты не торопишься, Гилберт?

— Как сказать… На работе ждут…

— Давай я угощу тебе бургером. Как ты на это смотришь?

Лэнс Додж, самый именитый уроженец здешних мест, хочет купить гамбургер не кому-нибудь, а мне, Гилберту Грейпу. Наверное, не будь я нормальным мужиком, ущипнул бы себя, полагая, что сплю.


К нам подходит Беверли — та, что с блямбой, и я прошу посадить нас в уголке, чтобы Лэнс мог хоть как-то отгородиться от посторонних глаз.

— А может, лучше здесь? — Лэнс указывает на центральный столик, который просматривается со всех сторон.

— На всеобщее обозрение. — Я снимаю фартук и кладу его на колени.

— Ну что ж. Такова, знаешь ли, участь…

— Знаменитостей?

— Телевизионщиков.

Лэнс сидит лицом к окну и больше интересуется случайными прохожими, чем моей скромной персоной. Пока одна его часть стремится убежать от внимания ненасытной толпы, другая — причем бо́льшая — обязана почитать такое внимание за счастье, которое не вечно. Лэнс просит меню и два стакана воды — оба для себя — с тремя кубиками льда в каждом. Принимая заказ, Беверли невольно прикрывает вишнево-красное родимое пятно левой рукой. Должно быть, понимает, что Лэнсу ни к чему видеть такое клеймо.

У нее за спиной выглядывает из кухни Эрл Рэмп в поварском колпаке и кивает, не веря своим глазам.

Мы делаем заказ. Я выбираю обыкновенный чизбургер, картофель фри и кока-колу. Лэнс просит клубничный молочный коктейль, густой, без взбитых сливок, но с вишенкой на кромке стакана.

Не прошло и пяти минут, а молочный коктейль уже стоит на столе. Мою же котлету с картошкой жарят целую вечность. Лэнс в два неспешных глотка приканчивает коктейль, а когда приносят мою еду, вытягивает самый длинный ломтик картофеля фри, макает его в кетчуп, который я только что выдавил из пакетика, и говорит:

— Только один. — И кусает. — Ты не против?

— Нет.

Надо бы поблагодарить Лэнса за то, что он вручил Арни приз будущего президента. Но я стараюсь не рассыпаться в благодарностях. Может, если не лебезить, в нем проснется уважение. Поэтому я просто жую. И пока я жую, главная знаменитость наших мест сидит напротив и зарится на мою еду.

— Ты прикипел к Эндоре, верно?

Пожимаю плечами.

— Судя по всему, да, раз ты все еще здесь. Каждый день, что я впахивал в Де-Мойне… ты, Гилберт, торчал здесь. За семь лет, прошедших с окончания школы, я немало сделал и повидал. А все твои достижения — Эндора. Забавно… как две жизни могут пойти столь разными путями.

— Забавно, — повторяю я.

Лэнс умолкает, берет жареную картошку, макает ее в кетчуп, зажимает, как сигарету, между пальцами, а потом отправляет в рот.

— Если бы все люди думали одинаково, никто тогда не играл бы на скачках[10]. И Америка не стала бы великой страной. Где еще два парня из одного городка могли бы пойти столь разными путями? Ох уж этот мир.

— И не говори.

Лэнс делает паузу. Отправляет в рот ломтик за ломтиком и не упускает случая откусить от моего бургера. Я придвигаю к нему свою тарелку. Наверное, так и распознается знаменитость. Это тот, кто не стесняется уминать чужую жратву.

Рядом с ним меня не покидает странное чувство, будто за мной кто-то следит. До моего слуха долетает гул людских голосов, я оборачиваюсь и вижу столпившуюся за окном группку горожан. Они переговариваются между собой, но по их косым взглядам в нашу сторону ясно, что они следят за Лэнсом и каждым его укусом.

Встаю опустить жалюзи.

— Ты чего, Гилберт?

— Тебе солнце глаза не слепит? — спрашиваю я.

— Нисколько! — выговаривает Лэнс с полным ртом моей еды.

— А я решил прикрыть…

— Господи, нет. Не надо!

— Ну ладно.

Сажусь обратно, а он жрет и жрет. Беверли, одной рукой загораживая шею, приносит ему дополнительную порцию жареной картошки.

— За счет заведения, — говорит она.

Лэнс уже готов выдавить из пакетика дополнительный кетчуп, и тут я говорю:

— Моя мама от тебя в восторге.

Лэнс, подняв глаза, окидывает взглядом восхищенных зрелых почитателей, столпившихся у окна, и заявляет:

— Среди матерей я очень популярен.

— Ага.

— А те, кто помоложе? — спрашивает он. — Что они обо мне думают?

— Ну, для моих сестер и брата ты просто герой.

— Вот как.

— Мой младший брат… ну, ты знаешь… умственно отсталый. Так он прямо боготворит…

Лэнс такой:

— Ты про будущего президента Соединенных Штатов?

Я напускаю на себя озадаченный вид, будто не понимаю, о чем идет речь.

Лэнс стреляет глазами во все стороны, но только не на меня.

— И самое важное: что думает обо мне Гилберт Грейп? А?

Смотрю на него и соображаю, чего бы такого приврать. Для многозначительности выдерживаю паузу и говорю:

— Ну, я думаю…

— Так-так.

— Ну, ты…

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее