В отличие от неблагодарных детей, отношения со внуком у вдовствующей королевы-матери Софии-Магдалены сложились самые душевные. Она, например, лично устраивала в своем дворце празднования всех его дней рождения. Кристиан предпочитал общество бабки всем прочим, проводя у нее много времени вместе со своим кузеном, принцем Карлом Гессен-Кассельским. Это не нравилось его воспитателю, графу фон Ревентлов, считавшему, что «после пребывания у бабушки он становится ребенком», тогда как задачей было вырастить из него сурового правителя-воина. Отсюда понятно, насколько София-Магдалена была заинтересована в приискании ему подходящей жены. После кончины мужа она проживала в замке Хиршхольм и сохранила значительное влияние на внутреннюю жизнь королевства. Энергичная бабуля приложила руку к потере фавора графом А.-Г. Мольтке, поскольку его невзлюбил Кристиан, весьма метко охарактеризовавший этого долговязого любимца отца: «До пояса он аист, а выше – лиса».
Об истории брака вдовствующей королевы Юлианы-Марии было уже рассказано выше. Не стремясь играть активную роль в политике, эта сдержанная дама, сильно себе на уме, положила все силы на то, чтобы посадить на трон своего сына Фредерика. Она рано поняла неспособность Кристиана к управлению государством, а потому активно занималась воспитанием своего дитяти. Она последовательно назначала его воспитателями датчан, членов датского патриотического движения. В результате этих целенаправленных действий Фредерик оказался первым принцем с давних времен в королевском доме, для которого датский язык стал родным. По мере того, как ее сын рос, Юлиана-Мария все больше укреплялась во мнении, что именно он способен стать полноценным правителем королевства. Наставники сына, в особенности Гульдберг, видя ее попытки усвоить датские обычаи и овладеть датским языком, сумели убедить эту достойную во всех отношениях даму встать во главе патриотической фракции при дворе.
Разумеется, обе порфироносные вдовицы терпеть не могли друг друга, но скрывали это под маской изысканной любезности. Они нашли Каролину-Матильду довольно привлекательной, но ее манеры недостаточно отшлифованными, а поведение – слишком естественным и живым для будущей королевы. Их удивило то, что Каролину-Матильду больше всего интересовало, каким образом она может продолжить заниматься верховой ездой в Дании, – здесь для порядочных женщин считалось неподобающим ездить верхом. Однако, уверили ее София-Магдалена и Юлиана-Мария, если будущая королева желает подать такой пример, это будет сочтено правильным, тем более что супруга монарха традиционно считалась почетным полковником полка голштинских гвардейцев.
Последняя неделя перед свадьбой прошла в представлении будущей королеве придворных и подготовке подвенечного туалета. Согласно обычаю, роскошная ткань, которая могла быть изготовлена только за границей (разводить шелковые коконы на берегах Северного моря при всем желании не получалось), должна была быть непременно куплена датским купцом, привезена в Данию на датском судне, приобретена датским галантерейщиком и сшита датскими портнихами. Вскоре после приезда король прислал невесте букет роз – невиданная роскошь в ноябре! – и очень милое стихотворение, явно срифмованное каким-нибудь придворным пиитом.
Придворные вели себя с Каролиной-Матильдой чрезвычайно подобострастно, что немало удивило принцессу. Слишком явно бросалось в глаза, что эти дамы и господа боятся пикнуть лишнее слово в присутствии будущей королевы. В Англии отношение было почтительным, но никто не стал бы так лебезить перед королевской особой. Придворные возрастом постарше добрым словом поминали покойную королеву Луизу, тетку Каролины-Матильды. Общее мнение было таковым: Каролина обаятельная, живая и непосредственная; ее нельзя было назвать красавицей, но с легкой руки короля и не без изрядной доли лести ее нарекли «Английской розой».