Когда придворные доктора подтвердили факт беременности королевы, Кристиан счел свой долг перед отечеством выполненным и вновь пустился в похождения с Катрин-башмачницей. Он по-прежнему ни в грош не ставил жену и даже отпускал язвительные шуточки насчет ее полнеющей талии. Та не обращала на это ни малейшего желания и досконально следовала всем тем советам, которыми ее засыпала мать, родившая девятерых детей. Летом Кристиан в компании друзей отправился поразвлечься в Шлезвиг-Гольштейн, а Каролина-Матильда переехала во Фредериксборг, одну из летних резиденций датских королей. Окрестности немного напоминали ей родной Кью. Близость королевского замка сказывалась на окружавшем его пейзаже: крестьянские дома в округе выглядели вполне справными, скот – упитанным, а фермеры – довольными и пристойно одетыми. Каролина-Матильда с удовольствием проводила много времени на свежем воздухе, передвигаясь либо в карете, либо пешком, наблюдая все виды каждодневных сельскохозяйственных работ и разговаривая с крестьянами на своем ломаном датском языке, который помаленьку совершенствовался. Те сначала шарахались от нее, но потом привыкли и с видимым удовольствием отвечали на вопросы молодой пригожей королевы.
Дело шло к завершению беременности, и наиболее консервативная и патриотично настроенная часть придворных во главе с вдовствующей королевой Юлианой-Марией решила положить конец шокирующим похождениям короля с Катрин-башмачницей. Его публичные появления в обществе этой безнравственной особы компрометировали репутацию правящей династии и оскорбляли честь молодой королевы, к тому же девица все больше и больше наглела. Именно влиянию Катрин приписывали отставку и высылку из страны швейцарца Ревердиля, мирно занимавшегося подготовкой государственных реформ в духе Просвещения. Крестовый поход против этой недостойной фаворитки возглавила вдовствующая королева София-Магдалена, с которой, как это ни покажется странным, Катрин связывали некоторые родственные узы. Как уже было сказано, Катрин считалась побочной дочерью князя Георга-Людвига Брунсвика-Бефернского, чья сестра была замужем за одним из братьев Софии-Магдалены. Подобное родство позорило вдовствующую королеву-бабушку, и необходимость избавиться от сей паршивки просто вопияла.
В январе 1768 года Катрин арестовали и упекли в каталажку с весьма скверными условиями содержания в Гамбурге. Позднее ее перевели в тюрьму в герцогстве Гольштейн, где обстановка была более терпимой, но узницу содержали под строгим надзором. Все ее попытки доставить письмо королю Кристиану пресекались. Когда Кристиан во время поездки по Европе пытался увидеться с ней, у него также ничего не получилось. Далее Катрин выслали из страны, но в 1770 году дали государственную пенсию в 500 риксдалеров, и с таким неплохим приданым она вышла замуж за адвоката. Бывшая союзница по распутству вновь не оставляла попыток донести вести о своей несчастной доле до Кристиана, однако этому противодействовал всесильный лейб-доктор короля Штруэнзее, речь о котором пойдет позднее.
28 января 1768 года, после почти двух суток страданий, Каролина-Матильда родила мальчика. Ребенок был слабым, синюшным, весил всего пять фунтов и выглядел настоящим заморышем, видимо, сказалось и близкое родство родителей, и слабое здоровье отца. Молодая мать решила сама кормить младенца грудью, что в то время для королевской особы было поступком из ряда вон выходящим и почти что героическим. Рождение сына укрепило положение королевы при дворе, и жители обеих королевств прославляли Каролину-Матильду, так быстро выполнившую свой долг перед новым отечеством. Ее буквально осаждали депутации со всех концов королевства с поздравлениями и подарками. Таким образом, шестнадцатилетняя мать, ничего не сведущая в политике, теперь невольно должна была приобщиться к ее хитросплетениям. Прабабка младенца, вдовствующая королева София-Магдалена, одной из первых посетившая роженицу, сердечно обняла жену внука и доверительно сказала ей, понизив голос – известно, что во дворцах у стен бывают уши:
– Только не отдавай его на воспитание Юлиане. Она отравила жизнь дорогому Кристиану и вырастила из своего Фредерика негодного злобного старичка.
Если подданные встретили рождение наследника бурным ликованием, этого никак нельзя было сказать о его отце. Кристиан при первом же посещении выразил свое удивление неприглядным видом новорожденного, по его выражению, «похожего на освежеванного кролика». Он пожелал, чтобы ребенка назвали Фредериком в честь деда. Мнения Каролины-Матильды никто не стал спрашивать, но та и не имела намерения возражать – это было также и именем ее отца. Она теперь была полностью захвачена новыми заботами по взращиванию своего сына – единственного родного существа в этом чужом обществе, которое никак не хотело принять ее. Младенец стал для нее центром жизни, на нем были сосредоточены все ее чаяния и надежды. С материнским кормлением грудью ребенок постепенно поправлялся и вскоре принял вид того здорового и красивого дитяти, о котором грезила мать, вынашивая его.