По прибытии в Штаде сопровождавшие Каролину-Матильду датчане отправились обратно; ей же были устроены торжественная приветственная церемония и прием в ее честь. Предназначенный для ее постоянного проживания замок Целле семьдесят лет простоял необитаемым и находился в состоянии полного запустения. На время ремонтных работ Каролина-Матильда поселилась в охотничьем замке курфюрста, куда ее регулярно приезжала навещать старшая замужняя сестра Августа, герцогиня Брунсвик-Вольфенбюттельская. Поговаривали, что эту властную даму, весьма искушенную в вопросах политики и светской жизни, родня умышленно подослала для присмотра за изгнанницей. В конце октября Каролина–Матильда торжественно въехала в Целле, где для нее был создан двор (по слухам, когда Георгу III указали на связанные с этим затраты, он изрек: «Надо уметь быть великодушным»). Замок отремонтировали, заново обставили мебелью, а миниатюрный придворный театр, любимое детище ее прадеда, расширили, добавив еще один ряд кресел.
Впоследствии Каролина-Матильда постоянно проживала в Целле, лишь изредка совершая поездки в Ганновер. Двор у нее был небольшой, Целле – городок заштатный, и изгнанница изо всех сил старалась, чтобы вокруг нее не воцарилась скука. С ее приездом культурная жизнь города заметно оживилась, поскольку изгнанница часто устраивала всяческие развлекательные мероприятия, нередко с благотворительными целями. Во дворце регулярно бывали не только дворяне, но и люди из других слоев городского общества. Изгнанная королева смогла, наконец, встретиться и поддерживать дружбу с высланной из Дании бывшей гофмейстериной Луизой фон Плессен. Каролина-Матильда много читала и вернулась к занятиям садоводством, приказала заложить так называемый Французский сад, причем взяла за образец зеленые насаждения ее матери в Кью. Страдая от разлуки с детьми, бывшая королева уделяла много внимания заботе о сиротах Целле, часто приглашала их в свой дворец. Выход своей неистраченной материнской любви она нашла в том, что взяла под свою опеку четырехлетнюю девочку Софи фон Беннигсен (1769–1850). Мать ее умерла, а отец, профессиональный военный барон Левин-Август фон Беннигсен (1745–1826)*
, потерявший свое немецкое имение в результате неумелого хозяйствования, в 1773 году по приглашению императрицы Екатерины II поступил на русскую службу и уехал в Россию. Девочку обучали вместе с шестилетней дочерью гофмейстерины Каролины-Матильды. Казалось, королева вновь обрела потерянное душевное спокойствие, что отмечали посетившие ее в изгнании путешественники. Она даже изменилась внешне: увлеклась едой и сильно располнела.После дворцового переворота январской ночью 1772 года события в Дании разворачивались следующим образом: сын Юлианы-Марии, наследственный принц Фредерик, официально был объявлен регентом при умственно недееспособном монархе, однако его правление было чисто номинальным. На самом деле фактически всем заправляла Юлиана-Мария, просто в Дании не было закона о том, каким образом должно осуществляться подобное регентство, например, вдовствующая королева не могла присутствовать на заседаниях Государственного совета. Тем не менее она вела переписку с королем Пруссии Фридрихом Великим, который всячески поддерживал ее и называл регентом Дании. Как отнесся к казни Штруэнзее и фон Брандта Кристиан VII? Трудно сказать, в каком виде и когда соответствующее сообщение было преподнесено больному монарху. В архивах Копенгагена хранится листок с набросанным рисунком двух голов и несколькими строками, написанными предположительно рукой короля: «Граф Штруэнзее, выдающийся человек, погиб в 1772 году по повелению королевы Юлианы-Марии и принца Фредерика, а не моего. И по воле Государственного совета. Я охотно спас бы обоих».
Разумеется, после переворота были восстановлены все привилегии знати, которая восхваляла порфироносную вдову как свою спасительницу. В 1776 году именно по ее инициативе был издан закон о запрете иностранцам занимать должности на госслужбе. Политика правления вдовствующей королевы считается историками образцом реакционного консерватизма. Об этом далеком времени со всеми его недостатками сейчас мало кто вспоминает, тем более что Юлиана-Мария оставила след в истории Дании деянием, за которое ей потомки весьма благодарны по сей день. Именно под ее покровительством химик Франц-Хайнрих Мюллер в 1775 году получил пятидесятилетнюю монополию на изготовление фарфора и немедленно основал производство оного, приспособив для сей цели бывшее здание почтовой службы. Его опыты в этом направлении оказались настолько успешны (первыми изделиями были предметы сервиза для королевской семьи), что Юлиана-Мария уже в 1779 году сумела обеспечить подписание указа Кристианом VII о финансировании мануфактуры за государственный счет. Надо сказать, что это было ценным начинанием: марка «Королевский Копенгаген» обрела собственное лицо, завоевала солидную репутацию и заняла свою нишу в мире фарфоровых изделий.