Что я натворила?

Саймон прищурился, словно, улучшив резкость, он мог как-то изменить то, что видел. Кейт тут же закрыла руками грудь, хотя именно она-то взгляду Саймона была недоступна. Она вся покраснела, и у нее дыхание перехватило. Кейт была вне себя от смущения и унижения.

Она никогда никому не показывала своих шрамов. Пока Кейт скрывала их, она могла делать вид, что не пережила всего этого, что в ее жизни не было столько боли, — тогда ей не пришлось бы ни от кого выслушивать слова сочувствия и осуждения. Единственным человеком, который видел их, помимо того, кто их нанес, был судмедэксперт. И его чуть не стошнило. Ту картину Кейт не забудет никогда.

И больше всего она сейчас не хотела, чтобы у Саймона была такая же реакция. Она не могла понять, что делать — то ли как можно скорее обмотаться полотенцем, то ли не двигаться и надеяться, что преподобный просто уйдет. Из-за своей нерешительности Кейт вмиг почувствовала себя бесполезной; словно кролик, оказавшийся на пути мчащегося поезда, в лучах его фар. И Саймону было не лучше.

Оба молчали, думая, как дальше быть, чтобы спасти ситуацию.

Наконец Саймон схватил полотенце с крючка и обернул его вокруг спины Кейт, немного прикрыв и нижнюю часть ее туловища. Мужчина притянул ее к себе, обхватив своими огромными руками, и держал крепко-крепко. Постепенно Кейт немного расслабилась и, все еще не глядя ему в глаза, наслаждалась ощущением защищенности, спокойствия. Женщина закрыла глаза и стала рассказывать этому сильному человеку, чье лицо она видеть не могла, но чьи крепкие объятия ее успокаивали:

— Мой муж, Марк, каждый день ставил мне оценки. Я получала очки за плохо выполненную работу по дому, за то, что невнимательно его слушала, за то, что задавала глупые вопросы, за то, что читала в свое «рабочее время». По его мнению, я всегда делала все не так. От того, сколько баллов я заработала за день, зависело, насколько сильно он меня порежет. Это он делал бритвой, которую всегда держал в ящике стола, в вощеной бумаге. Вы даже себе не представляете, как страшно мне было слышать звук выдвигаемого ящика. Нанеся мне очередной порез — длилось это от пары секунд до нескольких долгих, мучительных минут, — Марк бросал меня на кровать и насиловал. Вот так я жила много-много лет.

— Никогда не слышал ничего более ужасного. Что это был за человек, если он делал такое? — произнес Саймон высоким, дрогнувшим голосом.

— Что это был за человек? — медленно повторила Кейт почти без выражения.

— Зачем он это делал? — прошептал Саймон.

— Я не знаю. Может, так он думал, что меня контролирует. Уверена, это было проявление безумия. Мне кажется, мой муж был психом.

— Почему не вмешалась ваша семья? Дети?

— О, я никогда не говорила никому. Даже сейчас. К тому же порезы было легко скрыть — они ведь были только на бедрах и ягодицах. Перед детьми я притворялась, что все в порядке, а Марк, казалось, вообще искренне считал, что все хорошо. Мы замечательно всех обманывали.

— Только по разным причинам, Кейт. С вашей стороны это было проявлением добра, а с его — зла.

— Наверное.

Кейт нравилась простая логика Саймона; это успокаивало.

Мужчина покачал головой и крепче обнял женщину, словно пытаясь забрать себе ее боль.

— Можно еще раз взглянуть на них, Кейт?

Та пожала плечами — ей не очень-то хотелось.

Но Саймон медленно разжал руки и отступил назад. Перед его взором предстал сложный рисунок. Саймон провел своей гладкой ладонью по ее спине, а потом по ягодицам и бедрам, чувствуя пальцами бугорки и неровные линии. Саймон был единственным мужчиной за долгие годы, прикоснувшимся к этим местам на ее теле. Кейт не было неприятно, наоборот, внутри ее разлилось какое-то странное тепло.

— Это боевые шрамы, Кейт. Оставшиеся после битвы, которую вы выиграли. Клянусь. Вы прекрасны, — сказал Саймон.

Плечи Кейт задрожали, и она разрыдалась. По ее лицу потекли горькие слезы. Женщина не могла вспомнить, когда в последний раз кто-либо говорил ей подобные слова. Жалко только, что ответить она была совершенно не в силах.

В душевую незаметно прокралась Матильда. Девчушка, как всегда, искала своего «папочку», к тому же ей было интересно, куда делась та добрая женщина, которой она подарила ракушку. Лавируя между огромных ног Саймона, Матильда с осторожностью прокралась между ним и Кейт, которая все еще не могла успокоиться. Она вытянула свою пухлую ручку и коснулась бедра женщины.

— Ой! Бедная Кейт.

Саймон улыбнулся и наклонился вперед, взяв Матильду на руки. Он осторожно подбросил ее, поймал и крепко прижал к груди.

— Да, Матильда! И правда ведь, — сказал преподобный и широко улыбнулся. — Вы слышите, Кейт? Наконец-то у Матильды появилось что сказать, и вот она заговорила!

Кейт потянулась за висевшим на одном из крючков халатом. Одевшись, она присоединилась к общему веселью. Заговорив, Матильда словно сняла заклятие немоты и с Кейт тоже. Все трое закружились по душевой, пританцовывая на бетонном полу. Кейт и Саймон восторженно смеялись.

— Матильда, твой голос — услада для моих ушей! — сиял Саймон.