Что я натворила?

— О да. Много, много лет назад владелицу одной местной плантации пригласили на карнавал вместе со всеми обитателями плантации. Та вежливо отказалась, поскольку в тот момент у нее гостила королевская семья, и ей пришлось отказаться от имени всех. Одна юная горничная была очень рассержена, что пропустит торжество. Она схватила горсть мускатного ореха и сунула его в смесь для торта. Слишком много мускатного ореха вредно, и легенда гласит, что сначала у всех обитателей плантации и гостей начались галлюцинации, а потом они заболели и были долгое время прикованы к постелям.

— Ох, звучит мрачно. Какой ужас — я ведь обожаю мускатный орех!

— Все хорошо в меру.

Кейт рассмеялась.

— Эта история — просто уловка, с помощью которой вы хотите заманить меня на карнавал?

— Ох, вы меня раскусили! — засмеялся Саймон.

Кейт смотрела, как огни джипа исчезают в ночи. Она не хотела, чтобы этот вечер заканчивался.

Лежа в постели, женщина слушала стрекотание сверчков и кваканье лягушек в зарослях. Где-то внутри ее росло сладостное ощущение какого-то предстоящего чуда, и потому она не могла уснуть; Кейт казалось, что она не чувствовала ничего подобного уже очень и очень давно. Может быть, именно так и чувствуешь себя, когда начинаешь жить заново.

* * *

Кейт проснулась от звука незнакомого телефонного рингтона, доносившегося откуда-то с тумбочки около кровати. Прежде чем она поняла, где находится, прошло не меньше секунд трех. Сквозь пелену сна Кейт метнулась в сторону источника звука.

— Да?

Кейт проморгалась и тщательно протерла глаза, пытаясь как можно быстрее проснуться.

— Доброе утро, госпожа Гавье, вам звонят.

— Хорошо, спасибо, соедините меня.

Сердце Кейт почти выскакивало у нее из груди. А в голове ее крутились вопросы: что случилось, зачем звонить в такой час, кто это может быть? Она взглянула на красный дисплей часов, стоявших на телевизоре. Было четыре часа утра. Кейт поняла, что в телефонной трубке что-то изменилось, теперь там наступила тишина, казавшаяся куда более далекой. Она расслышала слабое, неравномерное дыхание.

— Алло? — спросила Кейт более резким голосом. Это молчание ей не нравилось совсем.

— Мамочка?

— Ой!

У Кейт перехватило дыхание. Она села в постели и покачала головой, чтобы навести в ней порядок. Уж не мерещится ли ей?

— Мам, ты тут?

Нет, сомнений не было, Кейт слышала красивый голос своей дочери.

— Да! Да, Лиди, я здесь. Я тут.

Кейт еще крепче прижала телефон к уху и рту, пытаясь подобраться поближе к Лидии.

— Все в порядке, дорогая?

Странный вопрос, учитывая, что они с дочерью пять лет не разговаривали, но Кейт испугалась, не случилось ли у ее девочки чего-нибудь.

— Да. Я хотела с тобой поговорить, — произнесла Лидия.

— И я тоже. Я хотела поговорить с тобой так долго… — сказала Кейт тут же. Женщина слышала, как Лидия нервно сглотнула. Ее дочь продолжила:

— Спасибо за билеты и все, мама.

Мама… Мама… Мама… Есть ли в мире слово более прекрасное, чем это?

— Я правда не могла приехать. Я просто еще не готова, пока нет. Надеюсь, ты понимаешь.

— Все в порядке, Лидс, правда. Я так рада слышать твой голос, это так здорово. Я скучаю по тебе каждую секунду каждого дня, словами не могу передать, как сильно. И я просто хочу, чтобы у нас было время поговорить.

Кейт не знала, что делать, как наладить контакт с дочерью.

— Просто… я немного боюсь встретиться с тобой, мама, — произнесла Лидия.

— Чего ты боишься, дорогая? — спросила Кейт. На глаза ее навернулись слезы. Мысль о том, что ее маленькая девочка боится ее в любом качестве, ужасала ее.

— Не саму тебя. Но мне страшно, что будет, когда мы встретимся, и так же страшно, если я тебя не увижу. Я просто не знаю, что делать.

— Это понятно, Лидс. В такой ситуации никто не знал бы. Нам нужно вместе выработать решение. Я могу только сказать, что если мы встретимся, то сможем разобраться. Мы сможем пройти через все это вместе и справимся со всеми твоими страхами.

Кейт бросила Лидии спасательный круг и теперь ждала, что та схватит его. Потому что, если бы схватила, Кейт бы никогда больше не отпустила его.

— Это трудно объяснить, мам. Я волнуюсь, что ты теперь не такая, как раньше, может быть, совсем-совсем другая… — с трудом выговорила Лидия.

— Но я по-прежнему твоя старая добрая мама. Я все еще я, Лидс, клянусь, — заверила ее Кейт.

— А еще я боюсь, потому что мое отношение к тебе тоже изменилось. Я боюсь, что не смогу больше любить тебя.

Слезы застилали Кейт глаза. Та молча читала молитву: «Пожалуйста, только не ненавидь меня, доченька, пожалуйста».

Голос Лидии превратился в еле слышный шепот:

— Если я не буду тебя видеть, мама, то смогу притвориться, что все иначе. Придумать себе, что вы с папой куда-то уехали, например, как тогда, когда вы ездили в Рим, а мы с Домиником были в пансионате. Я придумаю все в точности так, как у нас раньше было. Но если я тебя увижу, то буду знать, что все это неправда, потому что папы больше нет, а ты стала другой…

Кейт могла только кивнуть, она была не в силах что-либо ответить.