Что я натворила?

Сидеть в кресле было неудобно — ткань стала впиваться в кожу Кэтрин сквозь сорочку, отчего на месте шрамов защипало. Женщине больше всего сейчас хотелось встать, сменить позу, чтобы стало хоть чуть-чуть полегче. Слова начали расплываться перед глазами. Буквы превращаться в черные точки на белых страницах: уже неразличимые, какие-то странные закорючки непонятной формы, они плыли перед ней, отчего Кэтрин почти не понимала, что читает. Шея женщины вдруг стала такой слабой, что перестала выдерживать вес ее головы, и та постепенно стала опускаться. В горле у нее пересохло, и голос звучал хрипло. Кэтрин отчаянно хотелось пить, но больше всего ей хотелось спать.

Ее глаза зудели и болели, а плечо свело судорогой от тяжелой книги. У Кэтрин был такой трудный, насыщенный день, впрочем, как и все предыдущие. Ей так хотелось закрыть глаза хоть на секундочку…

Бум! Кэтрин проснулась от двух звуков, раздавшихся одновременно, и последовавшей за ними резкой боли. Первым звуком был стук ее черепа о спинку кресла, а вторым — испуганный крик, который у нее вырвался от неожиданности. Сильно ударившись о кресло, Кэтрин почувствовала, как на голове образовался синяк. Дыхание ее было прерывистым — она уснула всего на мгновение.

— Пап, что случилось? — раздался голос Доминика где-то за дверью.

— Нет, сынок, все хорошо, иди спать. Твоей маме, должно быть, кошмар приснился.

Заскрипели половицы — Доминик ушел к себе в комнату.

Кошмар наяву… Кэтрин прикусила губу, чтобы не произнести это вслух или не разораться на весь дом, чтобы не позвать на помощь.

Захлопнувшийся томик «Илиады» лежал у нее на коленях. Стоя над Кэтрин, Марк держал ее за волосы так, что ее голова выпрямилась. Встав так, чтобы она не могла видеть его лицо, Марк произнес тихо, но твердо:

— Пожалуйста, не буди детей, Кэтрин. Когда я сказал, что сегодня ночью ты будешь читать мне вслух, я имел в виду — всю ночь. Это ясно, милая?

— Да, — ответила Кэтрин хриплым голосом.

— Хорошо.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Хорошая девочка. Думаю, надо будет вернуться на несколько страниц назад, вдруг ты что-то пропустила.

Марк отпустил ее волосы и подошел к комоду. Порывшись среди своего нижнего белья, он достал шелковый шарф с кистями на концах. Кэтрин смотрела на мужа, уже заранее боясь того, что будет дальше.

— Сядь поудобнее, милая, — сказал Марк.

Кэтрин выпрямилась в кресле.

Ее муж обвязал ее голову шарфом, а концы его привязал к креслу. Таким образом, Кэтрин оказалась жестко прикрепленной к нему и не могла даже голову повернуть.

— Теперь можешь продолжать, Кэтрин.

Марк снова улегся на кровать в той же позе, что и раньше. Он задышал ровно и размеренно, и Кэтрин подумала, что, возможно, ее муж уснул; но она не могла так сильно рисковать. Текст можно было разглядеть, только подняв книгу на уровень глаз, и тогда ее пришлось бы держать под прямым углом. Мышцы быстро свело судорогой, но других вариантов у Кэтрин не было, поэтому она старалась не обращать внимания.

Агамемнона прервав, слово молвил Ахилл всемогущий:
«Робким, ничтожным, трусливым меня б называли,
Если б во всем, что прикажешь, тебе угождал я, никчемный.
Пусть же другие стелются перед тобою; а мне
Ты не приказывай: слушать тебя и вовсе не стану!
Слово лишь молвить я буду — его сохрани ты и помни:
В грозную битву на скорую смерть за плененную деву
Мне не вступить, ни с тобой и ни с кем; забирайте, что дали!
И из сокровищ, на черном моем корабле затаенных,
Против воли моей ничего отобрать у меня не сумеешь!
Ежели слушать меня не желаешь, приди и попробуй:
Кровь твоя черная по копью моему заструится!»

Кэтрин было очень трудно сохранять свою неестественную позу, и она боролась с желанием освободиться от своей шелковой привязи. Радовало ее только одно: так как Марк не мог видеть ее лица, Кэтрин могла тихо плакать, пока читала этот странный текст.

Как и каждый день, прозвенел будильник. Глаза Кэтрин распухли. Они болели и слезились; не то чтобы она плакала, но ее душа как будто продолжала рыдать. Речь ее потеряла связность и четкость. Мышцы окончательно онемели, и даже легкое движение причиняло сильную боль.

Муж же ее практически выпрыгнул из постели и от души потянулся, зевая, давая таким образом понять, что хорошенько выспался. Он медленно подошел к креслу и развязал шелковый шарф. Голова Кэтрин рухнула вперед, словно бы ее шея за это время позабыла, как это — удерживать голову.