Что я натворила?

— Все хорошо. Хорошо, спасибо. Все хорошо! Вот, дети, как замечательно ваша мама провела этот день, в то время как мы горбатились над книжками. Очаровательно, — сказал ее муж.

Марк был чертовски умен. В его ремарке Кэтрин углядела довольно жестокую издевку над своей женой: она так любила читать, но тогда, когда все в Маунтбрайерз имели доступ к сотням книг, ей в чтении было отказано; но еще более жутко было осознавать, что Марк фактически показал их детям, насколько Кэтрин бесполезна. Впрочем, отвечать что-либо она не собиралась и просто стала убирать со стола. Обычно мытье посуды неплохо отвлекало от грустных мыслей.

Доминик и Марк отправились играть в крикет. Лидия осталась сидеть за столом, исподтишка наблюдая за своей матерью. Дочь Кэтрин выглядела очень озабоченной.

— Зачем ты так, мам? — спросила она.

— Как, Лидия? — опешила Кэтрин.

— Не могу описать точно, но ты как будто специально не принимаешь участия в том, что творится вокруг. Тебе нужно почаще участвовать в наших беседах за столом, так будет легче.

— Легче для кого, Лиди?

— Ну, вообще-то, для всех нас. Ты никогда не смеешься над папиными анекдотами, а ведь он так старается. Я знаю, что иногда он чересчур язвителен, но он же не всерьез. Папа — такой папа.

Кэтрин села в кресло напротив дочери; посуда может и подождать. Она чуть было не ляпнула: О, милая, еще как всерьез. Гораздо более всерьез, чем ты можешь себе представить.

Лидия не закончила.

— И когда мы куда-нибудь уезжаем, ты почему-то всегда в стороне. Когда мы втроем купаемся в море, ты сидишь на берегу с этим несчастным лицом. Почему ты никогда не заходишь в воду?! Не нужно так сильно стесняться, мам. Да всем до лампочки твой целлюлит — если он у тебя есть. Куча женщин в твоем возрасте не стесняются раздеваться. Лучше уж целлюлит, чем эти вечные льняные юбки. А то ты как будто в Викторианскую эпоху живешь и не имеешь права снять одежду! Тем более мы все уже давно просекли, что ты почему-то боишься оголять ноги, и понятно, что у тебя с ними какие-то проблемы.

Лидия с шумом выдохнула.

Кэтрин посмотрела на нее серьезным взглядом:

— Что ты обо мне думаешь, Лидия?

— Что ты имеешь в виду? — переспросила девушка.

— Я имею в виду, что ты думаешь, глядя на меня?

— Что я думаю? — повторила Лидия задумчиво. Она высунула кончик языка изо рта; так она всегда делала, когда пыталась сосредоточиться. Кэтрин часто замечала, что Лиди делает такое лицо, когда рисует. — Ну, вообще я не то чтобы часто про тебя думаю… — протянула девушка.

— Очаровательно! — вскричала Кэтрин и легонько хлопнула дочь тряпкой по спине.

— Нет, не в этом смысле. В смысле, что я уже привыкла к тебе, ты всегда рядом, вот в чем дело.

— На комплимент не очень-то тянет, Лиди!

— Глядя на тебя, я вижу свою мать, и поэтому я почти ничего про тебя не думаю. Ты же моя мама, ты всегда есть и всегда что-то… делаешь. Ты как фоновая музыка или любимая подушка. Мне не нужно тебя искать, ты всегда под рукой. В хорошем смысле слова, — слегка сумбурно пояснила Лидия.

Кэтрин удивилась:

— Фоновая музыка? В хорошем смысле слова?

Она силилась найти в этом хоть что-то положительное.

— Да. Ну вот бывает же плохая фоновая музыка — как, скажем, все эти попсовые бойз-бэнды или классика, которую я терпеть не могу. А ты другая; ты — как те мелодии, которые крутят в кафе, или как что-то успокаивающее, например, запах печенья или варенья. И это очень круто, — пояснила Лидия.

— Так, получается, я крутая, что ли? — улыбнулась Кэтрин.

Лидия фыркнула от смеха через нос и закатила глаза.

— Боже! Нет! Мама, ты вообще ни разу не крутая. Это слово даже звучит смешно от тебя!

— Хорошо.

Кэтрин потерла глаза и убрала за уши непослушные пряди. Ей не понравилось, что она сама невольно загнала дочь в словесный тупик. Настало время изменить ход беседы.

— Хорошо, Лидия, хватит о фоновой музыке и варенье. Задам вопрос иначе. Когда я спрашиваю, что ты обо мне думаешь, я имею в виду — хотела бы ты поменяться со мной местами? — спросила она.

Лидия задумалась. Кэтрин продолжила:

— Вот, например. В твоем возрасте я была на сто процентов уверена, что стану преподавать английский. У меня всегда была мечта учить кого-то. Я обожала читать и всегда думала, что из меня получится прекрасная учительница. Я писала диплом по литературе Великобритании. Иногда я думаю, как жаль, что я так и не стала преподавать.

— Почему?

Как ответить на этот вопрос? Что сказать? Нужно было что-то нейтральное, размытое, то, что не вызвало бы подозрений; что-то типичное.

— Я правда не знаю, Лиди. Наверное, просто жизнь вмешалась и расставила все по своим местам.

Этого должно хватить; пока что должно. Кэтрин снова попыталась поддержать беседу:

— Я хочу, чтобы ты представила себе, какой будешь в сорок лет. Какой будет твоя жизнь? — спросила она.

Лидия глубоко вздохнула. Она посмотрела на мать сквозь свои густые ресницы и произнесла более низким и тихим голосом, заговорщически: