Что я натворила?

— Давай-ка положим тебя в кроватку, — проговорила Кэтрин с интонацией хорошо обученной медсестры — певучей, но совершенно холодной.

Заведя руки ему под мышки, она рванула вверх. Марк вскричал от боли.

— Т-ш-ш! Марк, ну зачем весь этот ненужный шум!

Женщина перетащила супруга на матрас. Простыня под ним смялась в гармошку. Его голова упала на подушку под странным углом. Кэтрин небрежно протянула руку и вытащила нож. Марк снова вскрикнул. Кэтрин вздохнула. Рана теперь открылась, и из нее хлестала кровь. Марк попытался прикрыть ее пальцами, но кровь сочилась сквозь них. Она текла по его ногам и животу, окрашивая все вокруг в алый цвет. В комнате запахло металлом.

— Боже, Марк, какой глубокий надрез. Как думаешь, на сколько баллов он потянет? — спросила Кэтрин.

Марк что-то бессвязно шептал.

— Не слышу, что ты там бормочешь, поэтому попытаюсь предположить. Я бы сказала, тысячи и тысячи баллов, — продолжила женщина.

Она наблюдала, как лицо ее супруга постепенно утрачивает живые краски и становится пепельно-серым.

— Фу, как ты ужасно выглядишь. И посмотри, какой беспорядок — теперь эти простыни точно придется выкинуть!

— Пожалуйста…

Марк с трудом дышал. Слышно его было только потому, что он напрягся изо всех сил.

Кэтрин вдохнула, прижав ладони к груди, и произнесла:

— Никогда не говори «пожалуйста». Это звучит так пошло, как будто ты милостыню просишь. Ты унижаешь нас обоих. Должна же у тебя быть хоть какая-то гордость, хоть какое-то чувство собственного достоинства. Имей мужество смириться со своей смертью, Марк. Все остальное было бы самым недостойным.

— Позови… кого-нибудь… — пробормотал ее муж.

— Теперь, Марк, скажи, как давно ты меня знаешь? Хотя нет, не утруждайся. Я сама тебе назову цифру. Почти двадцать лет. За это время ты точно должен был бы знать обо мне одно: я никогда, никогда не нарушаю обещание. Никогда. Что я тебе обещала, Марк? И снова не трудись отвечать. Я скажу сама. Я пообещала, что не выйду отсюда, пока не вернутся дети и не пора будет накрывать на стол — а, Марк, обещание есть обещание.

Кэтрин поставила к кровати кресло, подошла к шкафу и распахнула его дверцы. Сорвав с вешалок одежду, она побросала ее на пол. Затем влезла куда-то в глубь шкафа и с верхней полки достала спрятанную за несколькими слоями трикотажных изделий книгу. Луи де Берньер, «Бескрылые птицы». Кэтрин улыбнулась мужу.

— Должно быть, ее ты пропустил.

Она приоткрыла книгу и пробежала глазами по строчкам первой главы.

С возрастом человеческая душа словно бы складывается, сворачивается. Кто-то тешит себя мечтами о прошлом, а другой вдруг ловит себя на мысли, что не знает, как дальше жить. А будущего уже не ждешь с нетерпением, а бесишься от него, словно все возможные радости уже изведал и мечтаешь лишь о предстоящем долгом сне.

Кэтрин оторвалась от книги.

— Я тут как раз думала, Марк, что, наверное, сейчас самое время задать тебе пару вопросов, поделиться тем, что чувствую, вернее, тем, что чувствую из-за тебя. На самом деле за все годы это моя единственная возможность — и последняя — тебе что-то сказать. И вот что я хочу произнести, Марк: я думаю, ты совсем спятил. Я думаю, что настоящий Марк — это тот, каким ты предстаешь передо мной по вечерам. Перед всеми остальными ты такой улыбчивый, добрый, но это совершеннейшая фальшивка. Весь мир, может, ты и смог одурачить, но не меня. Я не купилась ни на секунду: да, наверное, я не такая тупая, какой тебе кажусь. Ты получаешь удовольствие от всего этого или тебе от этого грустно? А вот мне грустно, Марк, очень. Ты взял меня в жены такой, какой я была, и за эти годы разобрал по кусочкам, и теперь от меня почти ничего не осталось. Почему я, Марк? Почему ты выбрал меня? Я могла так много всего дать другим людям, так много. Я жила настоящей жизнью. Ты отобрал у меня ее. Теперь я решила забрать у тебя твою, понятно?

Марк выпучил глаза и кивнул.

— Так вот, Марк, знай — у меня все будет отлично. Я подберу все те осколки, которые ты оставил, спрятал в ящиках, забросил под ковер и за подушки, и снова стану собой, стану той, кем — я знаю — смогу стать. И все мечты, что были в моей голове прежде, чем ты сломал меня, — осуществятся, а ты останешься всего лишь далеким, грустным воспоминанием. Мне очень нужно, чтобы ты это понял. Мне очень нужно, чтобы ты знал — ты проиграл, а не я.

Кровь, кажется, перестала хлестать так сильно, как вначале — Кэтрин не знала почему, но ее это особо и не заботило. Она села в кресло и стала читать, периодически поглядывая на Марка. Его кожа казалась серой, как пепел, и он словно впал в какое-то оцепенение.

— Ну, как ты, спящая красавица? — спросила Кэтрин, прервавшись.