Что может быть лучше плохой погоды. Тайфуны с ласковыми именами

отвечаю я, поскольку, очевидно, это от меня хотели услышать.

– Мерси.

– Я могу обещать вам только приятные сюрпризы.

Она мило улыбается и выпячивает грудь, давая понять, что в этом отношении и с ее стороны в сюрпризах не будет недостатка.

– И вообще все будет так, как вы пожелаете. Я буду счастлив, если время от времени смогу любоваться вами, когда вы позволите.

– Я сразу поняла, что вы настоящий кавалер, – отвечает

Анна, глядя на меня с задумчивым видом.

Должно быть, в данную минуту под пышной прической в этой изящной головке уже зреет идея тайной связи, которая может оказаться в меру надежной и в меру доходной.

Поздно вечером меня принимают на Марчериа, в уютной квартирке. Полуобнаженная хозяйка обнимает меня красивыми руками и ласкает мой слух нежным щебетом:

– Я хочу, чтобы ты был со мной очень мил. Чтобы ты часто делал мне подарки…

Подарки? Почему бы и нет. Только в разумных пределах. Любая операция требует расходов. Важно, чтобы затраты потом окупились. Анна считает, что вполне окупятся, имея в виду свою женскую стать. У меня по данному вопросу есть свои соображения.

Нельзя не обратить внимания на тот отрадный признак, что мы оба проявляем умеренность в наших отношениях.

Анну, вопреки ее утверждению, что ей всего двадцать, тридцатилетний жизненный опыт, видимо, научил не требовать больше того, на что можно рассчитывать. Что касается моего дела, то у меня тоже есть некоторый опыт.

Поэтому только дня через три я осторожно касаюсь нужной темы.

Эти дни были заполнены до предела. Кроме того, что интересует эротоманов, мы совершали прогулки в Лидо, валялись на пляжах, обедали в роскошных ресторанах,

танцевали под созвездиями парковой иллюминации, дважды ходили в кино и, что обошлось значительно дороже, несколько раз в магазины дамского белья и готовой одежды. Именно дамское белье нас приблизило к теме. Мы сделали покупки, возвращаясь после обеда из ресторана, и, так как жара в это время достигла своего предела, укрылись на квартире у Анны.

Анна, совершенно раздетая, стоит среди множества раскрытых коробок и, примеряя одну вещицу за другой, вертится перед зеркалом, а я курю, вытянувшись на диване, и наблюдаю, как ветерок качает белую занавеску. Я стараюсь не смотреть в сторону зеркала.

– Ты даже не скажешь, что мне больше идет! – капризно замечает Анна, огорченная моим невниманием.

– Тебе все идет. Тебе идет решительно все. Мне только кажется, что твой приятель мало заботится о твоем гардеробе.

– Что и говорить! Так оно и есть.

– В таком случае не понимаю, как ты его терпишь. Наверно, настолько влюблена, что…

Тут я умолкаю, как бы задохнувшись в приступе ревности.

– Влюблена?.. – Анна воркующе хохочет.

– Тогда и вовсе не понятно. Может, я глуп, но мне этого не понять.

– Ох, все вы, мужчины, одинаковы, – вздыхает Анна, расстегивая кружевной бюстгальтер, чтобы заменить его следующим. – Вечно вас гложет ревность. Когда два года назад я познакомилась с Моранди, у него было много денег. А теперь у него их мало. Неужели это так сложно?

– Он переменил профессию?..

– Ничего он не переменил. Но тогда он ездил за границу и ему платили больше. А теперь не ездит – и получает гроши.

Не скрывая досады, она умолкает, затем опять принимается за белье. Я снова разглядываю занавеску. На сегодня достаточно.

Двумя днями позже, после второй разорительной прогулки по Мерчериа, Анна опять стоит перед зеркалом в только что купленном сером платье из кружев.

– Идет оно мне? – спрашивает она, приняв позу из модного журнала.

– Естественно. Тебе особенно идут дорогие вещи.

– Вот, а Моранди этого не хочет понять, – лепечет женщина, принимая другую картинную позу.

– Быть может, и ты этого не понимаешь. Иначе не стала бы так цепко держаться за своего Моранди.

– Он, бедняжка, делает для меня все, что может, – терпеливо заступается за него Анна.

– В том смысле, что бессовестно обманывает тебя.

Раньше получал много, а теперь – мало. И ты ему веришь.

Женщина оборачивается и смотрит на меня с досадой.

Я курю с невозмутимым видом, лежа на диване.

– Не верю, я знаю. Тогда он получал массу денег за командировки, а теперь их нет, командировок.

– Хорошо, хорошо! Дело твое, – примирительно говорю я. – Только не забывай, я тоже имею отношение к торговле. Ни одно предприятие не выдает денег больше, чем это необходимо для поездки. Если у Моранди прежде были деньги, они и сейчас у него есть. Но по мере того как угасают чувства, уменьшается и щедрость.

– Глупости! – топает ногой Анна. – Моранди от меня без ума. Без ума, понимаешь! Порой он приводит меня в бешенство своей ревностью. Если бы его щедрость зависела от чувств, он бы озолотил меня. Только не может он…

– Ясно: больше не посылают в командировки, – насмешливо замечаю я, пустив к потолку струю дыма.

– Вот именно, – бросает женщина, раздраженная моим упорством. – Потому что его командировки были необычные. Он все больше туда, за «железный занавес», ездил… Понял?

Я, разумеется, понял, однако продолжаю поддразнивать ее в надежде услышать все, что она знает.