Что я опрометью помчусь к лифту, чтобы наверняка угодить в ловушку? Или кинусь на этого, что внизу, чтобы довольствоваться тем же результатом? Разве не кажутся одинаково рискованными оба эти действия, если оценивать их с профессиональной точки зрения? Скажи, разве они не одинаково глупы с точки зрения профессионала, мысленно обращаюсь я к Любо. Только Любо молчит и задумчиво смотрит вниз, где должен был бы находиться Боян. Я бы тоже молчал, будь я на его месте, если бы это касалось моего сына. И хотя это касается не моего сына, у меня нет больше сил бездействовать и рассуждать про себя, да еще с профессиональной точки зрения. При мысли о том, что из-за меня они могут разделаться с сыном точно так же, как в свое время разделались с отцом, я готов волком выть. Но так как от этого проку будет мало, я бросаюсь с площадки –
с трехметровой высоты обрушиваюсь на того, что сидит внизу.
В первый момент у меня ощущение, что я раздавил его собой, как гнилое яблоко, но потом оказывается, это не совсем так. И чтобы предотвратить возможные и совсем неуместные в данный момент безумства с его стороны, я с размаху даю ему кулаком по роже. По этой смуглой большеглазой роже с какими-то женственными чертами.
Тим или Том? Я вечно их путаю.
– Кто тебя послал? – спрашиваю вполголоса, схватив метиса за горло.
– Не могу сказать, – хрипит он.
– Тогда околевай. Здесь же. Сию же минуту. – И для пущей убедительности чуть покрепче сжимаю его тонкую шею. Большие глаза Тима или Тома делаются еще больше и выкатываются до такой степени, что кажется – вот-вот выскочат из орбит. Я расслабляю руки, чтобы он мог говорить, и снова:
– Кто тебя послал?
– Хозяин.
– Ральф Бэнтон?
Метис утвердительно сводит свои тяжелые веки.
– Где Боян?
– Понятия не имею. Я никогда его не видел. Я сказал то, что мне велели говорить, – бормочет Том или Тим уже более охотно, смирившись с мыслью, что мокрому дождь не страшен.
– А где должен находиться человек, которому ты передаешь?
– Понятия не имею, – повторяет он. – Сказали, метрах в двухстах в окружности. Велели передать то, что было сказано.
– Вот видишь? – чудится мне, будто я слышу наконец голос Любо. – Парень ни слова не проронил. Просто его выследили и установили, когда и откуда он выходит на связь. А потом накрыли и отняли аппаратик. Но парень ни слова не проронил.
– Помолчи пока, – прошу его. – Не мешай мне. А об этом мы в другой раз потолкуем.
Но я и сам доволен, что Боян не проговорился. И что рефлекс меня не обманул. Если бы я подался к лифту –
обманулся бы. Человек, которого я все еще держу за горло, продолжает испуганно таращиться. Немного расслабляю клещи, чтобы он мог дышать. Сейчас он должен дышать.
Притом как можно глубже. Потому что, держа метиса одной рукой за шею, другой я прижимаю к его губам ампулы с усыпляющим средством. Затем оттаскиваю его под ближайший куст и быстро направляюсь к Беренплац.
Минут через десять останавливаю «вольво» в двух шагах от террасы, выждав удобный момент, хватаю в охапку все еще пребывающего в сладком наркотическом трансе Тима или Тома и, особенно не церемонясь, заталкиваю его в багажник. Спасибо, что прислали мне этого метиса, довольно худого и легкого, с таким нетрудно справиться, а что бы я стал делать, если бы это был тот детина в шоколадном костюме? Благо, таких молодчиков заметно поубавилось, особенно после вчерашнего матча.
Но чересчур радоваться не следует: в ближайшее время могут прислать пополнение.
Итак, Ральф Бэнтон. Мой тихий и добропорядочный сосед. Мой привычный партнер по сонным картежам. Настало, значит, время перейти к несколько иной игре. И теперь уже с раскрытыми картами.
Подъехав снова к главной улице, я останавливаю машину у первой попавшейся телефонной будки. Набираю номер и жду, пока знакомый голос задаст знакомый вопрос.
– Это Лоран, дорогой друг, – отвечаю.
– А, Лоран! Только что собирался вам позвонить. Что вы скажете относительно партии в бридж?
– Чудесная идея, хотя и не совсем ко времени. Я бы предпочел непродолжительный разговор один на один.
– Так в чем же дело, для вас я готов на все, – мягко отзывается Ральф.
– Только сперва вы должны передать мне того парня, которого вы ни за что ни про что избили. В противном случае мне придется заняться вашим Тимом или Томом, а пока он задыхается у меня в багажнике.
В трубке слышен короткий смешок американца.
– Что ж, выходит, я добрее вас. Ваш человек находится в моем гараже, а не в багажнике. И никто его не избивал.
Приходите и забирайте его, если угодно. Но разумеется, не забудьте вернуть мне слугу. Должен признаться, без него я как без рук.
Повесив трубку, я кидаюсь в машину. Но еду не к
Кирхенфельдбрюке, а к соседнему мосту, хотя я не допускаю, что противник настолько туп, чтобы дважды применять один и тот же прием. Стремясь полностью убедиться, что я избавлен от нежелательной компании, я какое-то время петляю по городским улицам, затем останавливаюсь в каком-то проулке, иду в другой, нахожу нужный дом и при помощи лифта – мне уже становится не по себе от лифтов – поднимаюсь на самый верхний этаж.