– Вы неоднократно совершали поездки в социалистические страны, где под видом торговых операций устанавливали связи с местными агентами иностранной разведки. Во время последней поездки в Болгарию вами восстановлена связь с агентом по имени Ставрев, при этом вы снабдили его рацией и соответствующими инструкциями.
Ваша шпионская деятельность в социалистических странах доказана, и я уполномочен сообщить вам об этом.
– Мерси, – с иронией говорит Моранди, видимо успокоенный таким развитием событий.
– Но эта одна сторона вопроса, а человек вроде вас обязан не выпускать из виду обе стороны: где он шпионит и кто послал шпионить.
Лицо усатенького напряглось.
– С целью выяснения кое-каких деталей соответствующей организацией в Венецию был направлен человек по имени Альбер Каре: он вошел в контакт с вашей приятельницей Анной Феррари и получил от нее исчерпывающие сведения, касающиеся ваших, с позволения сказать, коммерческих командировок…
– Это ложь! – кричит Моранди.
– Это подтверждает магнитофонная запись. Документированы и ваши разговоры с упомянутой Феррари. Разговоры, в ходе которых вы доверяли ей сведения секретного порядка, не предназначавшиеся для нее. В одном из таких разговоров, недели три назад, она вам сообщила, как познакомилась с Каре, а вы в свою очередь уведомили ее, что убийство вашего приятеля Артуро Конти было совершено не с целью ограбления, а за его болтливость.
– Приоткройте окно, – просит Моранди.
В комнате в самом деле душно. На лице усатого появились капельки пота.
– Открою, успеется! – отвечаю я, закуривая сигарету. –
Продолжим. Вы прекрасно понимаете, если документация об упомянутых разговорах вместе со сведениями о провале вашей миссии в Болгарии попадет в руки тех, кто вам платил, вас постигнет участь Артуро Конти.
– Что вы от меня хотите? – спрашивает Моранди, вытирая носовым платком пот на голом темени.
– Чтобы вы рассказали все: сжато, конкретно и правдиво. С указанием имен и дат.
– Чтобы вы потом отправили меня ко всем чертям?
– Те, кого я в данный момент представляю, не имеют ни малейшего намерения отправлять вас ко всем чертям.
– Что может служить мне гарантией?
– Здравый рассудок. Ваше убийство явилось бы лишним осложнением. Вы раскрыты, следовательно, безопасны. А что касается вашей дальнейшей участи, то это уже ваше дело.
– Где гарантия, что и этот разговор не записывается?
– Такой гарантии нет.
– И что упомянутые записи будут мне возвращены?
– Таких обещаний я не давал. И потом, записи вам ни к чему. Мне ничего не стоит послать их вам, чтобы вы утешились, но, сами понимаете, вы получите копии.
– Вот именно. Тогда какую же выгоду я буду иметь?
Любая сделка основывается на взаимной выгоде.
– В торговле. Но только не в вашей профессии.
– Это не моя профессия.
– Кто же вы? Любитель?
– И не любитель. Но когда мне, с одной стороны, суют деньги, а с другой – угрожают увольнением, я, за неимением иного выбора, хватаю деньги.
– Верно. Сейчас вы в таком же положении. С той разницей, что угрожают вам не увольнением, а пистолетом.
– Но поймите же, ради бога, что я вне игры. Я уже вне игры. Давным-давно никто никаких заданий мне не дает.
Мало того, меня подозревают. Особенно после истории с
Конти. Они меня оставили в покое. Оставьте же и вы. Я вне игры, понимаете?
Моранди разгоняет рукой табачный дым, от которого он задыхается, и снова вытирает пот.
– Видите ли, Моранди, в таком деле, раз уж человек в него включился, он никогда не может оказаться вне игры.
Шпионил, шпионил и отошел в сторону – это невозможно.
Не позволят. Совсем как в покере. Не участвуешь в игре только тогда, когда тебе досталось четыре туза. Но, играя в покер, ты хранишь некоторую надежду на выигрыш, тогда как здесь это исключено – ты связан. И вот сейчас я предлагаю вам откупиться. В отношении ваших шефов я вам гарантий дать не могу. Сами выкручивайтесь. Что касается людей, которые меня послали к вам, то они оставят вас в покое. Раз и навсегда. При единственном условии: вы расскажете все.
– Но скажите, где гарантия, что завтра вы снова не припрете меня к стенке и не станете требовать еще каких-то сведений? Или не используете рассказанное мною мне во вред? – снова принимается он за свое.
– Я уже сказал: здравый рассудок. Новых сведений никто от вас требовать не станет, потому что вы больше никогда не будете располагать интересными сведениями. А
выдавать вас не имеет смысла. Это может случиться лишь в одном-единственном случае: если проговоритесь вы. Будете хранить молчание вы, и мы будем молчать. Сболтнете
– подпишете себе смертный приговор.
Я смотрю на часы: без пяти час.
– Ну говорите, время не ждет.
Моранди пыхтит и бросает на кровать мокрый платок.
– Странный вы человек! Другие хоть деньги предлагали…
– Будут и деньги, – успокаиваю я его. – В этом отношении мы без труда договоримся. А теперь начинайте: сжато и конкретно.
– Нельзя ли начать с вопросов?
– Вопросы – потом. Рассказывайте.