Что мы пожираем

– Серьезно? То есть, по-твоему, худшее, что могло со мной произойти, это секс с ним. – Я рассмеялась, несмотря на пронзившую сердце боль. – Мне всегда было интересно, мы были друзьями только потому, что ты надеялся, что я изменюсь? Я была в твоих глазах лишь трофеем? Или ты так оскорбился, что я тебя не хочу, что это стало навязчивой идеей?

«Чего ты хочешь, Лорена Адлер?» – спрашивала Расколотый суверен много недель назад. Но проблемой было не желание. Проблемой было его отсутствие. Люди спокойно относились к желаниям других, потому что все они чего-то хотели. Но когда я чего-то не хотела – и это мешало тому, чего хотели они, – меня называли ненормальной.

Но нет. Я не была ненормальной, неудовлетворенной или холодной. Я ничего не упустила. Я так старалась отделить себя от всех остальных, сделать себя непривлекательной, чтобы не разочаровать, что не заметила свою ошибку. Это была его проблема, разбираться с которой нужно было ему.

Просто я не хотела его так, как ему бы этого хотелось. И он не мог ничего с этим поделать.

– Моя жизнь не крутится вокруг тебя, прошипела я, – и я больше не буду оправдываться перед людьми, которые даже не считают меня за человека. Если бы ты думал иначе, ты бы относился ко мне с уважением – когда я говорила тебе, кто я, и когда показывала тебе это каждый день.

– Каждый день ты погружалась в смерть, – сказал Джулиан. – Кто бы после этого захотел к тебе прикоснуться, кроме другого монстра?

Я оторопела.

– Другого?

Но он не ошибся. Я построила стены из лжи и держала всех на расстоянии. Справляться с одиночеством было легче, когда я знала, что никто не хотел прикасаться ко мне, потому что я была могильщицей, а не потому что я не захочу с кем-то спать.

– Тебя всегда тянуло к смерти. Не удивлюсь, если ты пристрастилась к убийствам, – сказал он с усмешкой. – Те, кого ты убила, были хорошими людьми.

Может быть, меня тянуло к смерти, потому что большинство людей пыталось оказаться от нее подальше и испытывало к ней отвращение. И потому что пока я принадлежу смерти, никто не будет от меня ничего требовать. Смерть была щитом между мной и тем, что меня не интересовало. Работа могильщицей избавила меня от необходимости оправдывать свое существование и незаинтересованность.

– Они убивали людей и готовы были совершить еще больше убийств, – сказала я срывающимся голосом. – Твой отец убил гораздо больше людей, чем я, и ты бы с радостью убил еще больше.

– Что? – спросил он.

– Моя мама, каждый несчастный случай на заводе, все, кто работал в поте лица и ничего не получал взамен, – сказала я.

– Это не его вина, – Джулиан покачал головой и снова зашагал по камере. – Лора, ты не сможешь спасти всех. Глупо думать, что сможешь. Для этого нужно принимать сложные решения.

– Я и принимаю их, – сказала я. – Мы можем спасти столько людей, сколько убил бы ваш план.

– Ради чего? – Он рассмеялся, пронзительно и леденяще. – Они снова все испортят.

Мы отдалились друг от друга. Поверить не могу, что этот парень требует проводить выбраковки. Я его знаю. Я могла отследить, как этот мальчик стал тем мужчиной, что сейчас стоит передо мной. Я не хотела, но могла. И я это ненавидела. Я ненавидела его.

И у меня больше не осталось сомнений. Тому, что я для него запланировала, суждено случиться.

Я вздернула подбородок.

– Пока это возможно, Дверь останется закрытой. Скоро придет время приносить следующую жертву. Тогда мы сможем выиграть две недели. Накануне мы проведем еще один эксперимент и попытаемся закрыть ее навсегда. Затем заговорщики предстанут перед судом – и пока мы пытаемся понять, что делать, будут принесены в жертву. В число заговорщиков входишь ты, твой отец и все его ужасные друзья. Дверь сейчас так голодна, что поглотит вас всех за месяц, а не за восемь недель.

Это не ложь. Так и будет. Джулиан хотел дать своему отцу наследие, которое, по его мнению, он заслуживал. А я предоставлю ему возможность это сделать. Его нужно всего лишь подтолкнуть.

– После этого, – сказала я, – твоего отца будут помнить как человека, который хотел открыть Дверь и убить Цинлиру, чтобы спасти себя. Вот каким будет наследие Чейзов.

Джулиан этого не вынесет. Он попытается открыть Дверь перед нашим последним экспериментом. У нас есть тринадцать дней, чтобы обеспечить каждому жителю Цинлиры безопасное место. Я должна как можно скорее освободить осененных от знаков.

Его зеленые глаза блеснули в свете лампы. Я практически видела, как план оседает у него в голове. Он должен был доказать, что я ошибаюсь.

Мне было больно оттого, что я знала его так хорошо, а он меня – так плохо.

– По крайней мере, мое наследие будет моим, – сказал он. – А твоему твоим не быть.

Я вцепилась в старые прутья так крепко, что ржавчина впилась мне в кожу.

– Вот почему я знаю, что ты никогда по-настоящему не понимал меня.

«Возьми мое воспоминание об утрате и ужасе на его лице, и создай сигнал, чтобы я увидела, когда он попытается сбежать из этой камеры».

Было бы легче, если бы я не помнила, как это больно.