Мама бодра и, судя по всему, полна самых блистательных надежд, а мне почему-то становится тошно. Не нужно мне это наследство, каким бы оно не было. Уж больно тяжелое оно и досталось так, что никому не пожелаешь… Так что адвокату этому звонить не собираюсь. Но он проявляется сам. Упускаю из виду, что мама наверняка продиктовала ему мой номер. И зачем я только купила себе новый мобильник?
Он представляется как герр Вебер и принимается обстоятельно докладывать мне, по какому поводу звонит. Все так, как и думала мама: жена моего отца, мать Γюнтера умерла уже давно. Теперь на тот свет по очереди отправились мой отец и мой сводный брат. Кроме меня наследников нет. Так что теперь, ну, конечно, после того, как я должным образом оформлю все документы, в моем распоряжении окажется квартира в Берлине, две машины и счет в банке.
— Не могу сказать, что очень весомый. За последнее время герр Унгерн, ваш брат, его довольно сильно опустошил, но все же…
Понимаю, что если откажусь, мама мне этого не простит никогда. Мы долгие годы жили бедно, как церковные мыши, так что все перечисленное адвокатом для нас — просто дар небес. Одно «но»: для того, чтобы оформить бумаги, придется ехать в Германию, а денег на это у нас просто нет… Значит нужно будет брать кредит… Эх!
Возвращаюсь в гостиную. Федор тут же отводит глаза. Зато Виктория Прокопьевна сияет мне навстречу улыбкой.
— Опять мама? Она нас тут всех буквально затерроризировала.
Не имея возможности позвонить тебе, звонила всем по очереди. Егор ей с дуру свой телефон и телефон Ксении дал.
Киваю:
— Да, это мама. Но и не только. На меня внезапно наследство упало. От моих немецких родственников.
— Так ты что же теперь мало того что доктор наук и профессор, так ещё и богатая наследница?
Опять киваю, неловко улыбаясь.
— Пропала девка! Теперь вокруг тебя одно дерьмо будет.
— В каком смысле?
— А в таком. Ни один «нормальный» (она выделяет иронию, которую вкладывает в это слово, интонацией) мужик к тебе подступиться не рискнет — куда ж, если у жены мозгов столько, что до профессорства достукалась. Зато всякие альфонсики валом валить будут. Им наличие или отсутствие у тебя мозгов — без разницы, зато денежки очень даже к месту придутся. А ты у нас девица неопытная. Сразу попадешься такому вот козлу.
— Бабушка, ну что ты такое говоришь? — почти шипит Ксения, указывая глазами на Федора, который с каменным лицом отвернулся куда-то в угол.
Но Виктория Прокопьевна предпочитает ее знаки не замечать.
— Так что придется тебя взять под мое крылышко. Буду лично фильтровать всех тех, кто возле тебя вертеться станет.
— Некому вертеться-то, Виктория Прокопьевна.
— Это пока что некому. Я тобой займусь, так и знай. А то ходишь черт знает в чем. Лицо такое, как будто лимонов килограмм съела. Не-ет! Так дальше дело не пойдет! Завтра же поедем в магазин, накупим тебе разной бабской ерунды, к парикмахеру тебя своему свожу. Ну а потом… Есть у меня на примете один молодой и успешный мужчина. Всего сорок, а уже полковник. И не как наш Федя, кулаками по подворотням не машет, а сидит в штабе на отличной перспективной должности. Он для тебя будет достойным кавалером. И по социальному статусу и вообще. А не понравится — другого найдем.
Федор, который с непроницаемым лицом слушает все это сообщение, явно пущенное подобно камню из пращи в его адрес, молча встает и выходит вон. Палка его остается стоять, прислоненная к подлокотнику кресла. Но при этом он, видимо, пребывает в таком бешенстве, что даже почти не хромает.
— Бабушка, — уже в голос кричит Ксения и начинает вставать, норовя мчаться за Федором. Причем я готова бежать впереди нее.
— А ну сидеть! — рявкает Виктория Прокопьевна, и мы с Ксюхой припадаем на задние лапы как собаки на тренировочной площадке. Разве что испуганно хвостиками не крутим. По причине отсутствия.
— Куда помчались, козочки вы мои безмозглые? Догонять и утешать? Ничего глупее придумать не могли?
— Но ведь…
— Сергей, вот объясните вашей жене, надо ей догонять Федора и приниматься утешать его? Правильно это будет?
Серджо встает и, загадочно улыбаясь, удаляется куда-то вглубь дома. Стрельцов явно хочет того же, но просто уйти следом, видно, воспитание не позволяет. Бабушка провожает Серджо благосклонным взглядом.
— Исключительно умный человек твой муж. Даром, что иностранец.
Теперь Виктория Прокопьевна переводит взгляд на Егора.
— Иди уж. Дамам и правда надо поговорить наедине. Так, чтобы не ранить нежные мужские души.
Стрельцов вскакивает и трусцой бежит в том же направлении, куда удалился Серджо. В дверях поворачивается, отвешивает поясной поклон и исчезает.
— Фигляр, — по-прежнему благосклонно улыбаясь заключает Ксюхина бабушка.
— И все-таки Федьку жалко, — говорит притихшая Маша.
— Жалко ей. Нечего было этому вашему Федьке себе в голову глупости всякие вбивать. А теперь ещё и это наследство. Вот, Ань, ну кто тебя за язык-то тянул? Неужели не могла потом как-нибудь, уже после свадьбы про него рассказать? И так у этого дуралея в голове смещения и разрушения, а тут ещё и это — богатая наследница, черт побери!
— Не подумала.