Что-нибудь такое

Как-то ко мне зашел на работу муж, что-то было срочное, он сказал мне это и нагнулся, чтобы поцеловать, высокий был, два метра. Я пошла на свое рабочее место под бок к Люде и вдруг увидела на ее лице не просто сарказм, а какую-то прямо бесовскую иронию, она только что наблюдала, как мы разговаривали с мужем и как он меня поцеловал в щеку по-семейному.

Этот взгляд, внезапно увиденный, незнакомый, как-то сразу отрубил во мне все теплые чувства и сочувствие к Люде, хотя я могла бы перечислить тысячу и одну причину, почему она так посмотрела, и все бы они были объясняющими и жалеющими ее. И правильными. Но почему-то не хотелось больше жалеть и объяснять, как-то неожиданно резко я обернулась тогда и увидела эти глаза наблюдающие… И всё. Всё.

«А твой муж может подлечить моего?» – как-то спросила она, прикрывая фингал под глазом, очередной, от страдающего гипертонией бывшего подводника с трудной службой когда-то.

«Нет, – ответила я, – тут он бессилен».

Люда саркастически посмотрела на меня и полезла в стол за шоколадом.

Сегодня я вспомнила почему-то о ней, подумала, как там они все живут, достроен ли туалет или так и ходят в чум посреди квартиры. Без стен, двери и сливного бачка.

Если все еще любит, то хорошо живут, думаю.

Жамка

Краски уже не осенние, но в темном парке на темной аллее еще блестят после дождя листья, их много. Скоро добьет их ежедневный дождь, подумала я, но тут услышала: «Жамка, Жамка, а ну ко мне!»

Потом увидела совсем маленькую собачку, всегда боюсь, что их не заметят в темноте люди или водители и раздавят.

Жамка – это была собака пожилого мужчины. Он сидел на скамейке в пустом темном парке и курил и звал Жамку. «Какое имя необычное у вашей собачки», – сказала я, проходя мимо скамейки.

Мужчина усмехнулся: «Если у вас есть время, то присядьте, я вам расскажу историю этой клички».

Я присела на скамейку, мужчина выдохнул дым в сторону и сразу снова закурил. Задумался, вспоминал.

…Когда-то молодой ленинградский художник Костя, а сегодня Константин Михайлович – и я сижу с ним на скамейке, много пил, как и положено ленинградскому художнику или любому, но и зарабатывал неплохо.

Костю часто приглашали в отдаленные районы родины, в основном северные, чтобы оформить какой-нибудь Дом отдаленной культуры, или райком, или Дворец пионеров. В таких местах именно дворцы были, если уж пионеров.

Косте хорошо удавались портреты вождей, особенно Ленин замечательно получался. Как в жизни. Хотя Костя в жизни его ни разу не видел, но все говорили – как в жизни. И Костя хохотал. Вот и сейчас он захохотал, уже чуть хриплым пожилым смехом. Вспомнил про «как в жизни».

Пионерские дворцы Костя расписывал тоже Лениным, Марксом и Энгельсом, и эта троица всегда усиливала у него непроходящее желание сообразить на троих. Еще хорошо удавались юные герои-пионеры, но к ним Костя относился серьезно и благоговейно.

Однажды молодого, редко трезвого, талантливого расписывателя районных дворцов пригласили в очередной заштатный северный городок, где не ступала нога человека, а только женщин, которые все работали на единственном там заводе по производству спирта.

Завывал вечерний темный холодный ветер, на улицах никого, лишь покачивались совсем не от ветра два мужичка.

«Мужики, где выпить купить?» – спросил художник. Мужики показали ему на огни в темноте и сказали: «Вон дом, спроси жамку».

Костя был нелюбопытен, да и главное сейчас было выпить, а не выяснять, почему «жамку» и что это такое. Дошел до дома, где одна женщина ему продала бутылку с чем-то спиртовым. Спирт вроде, но что-то еще. И цвет синий. Выпил – живой. Наверное, эту женщину тут прозвали жамкой, равнодушно подумал Костя.

На следующий день ему показали на другой дом, который поближе, «только спроси жамку» – крикнули ему вдогонку. И он понял, что так называют то, что он пьет. Жамку на этот раз продала другая женщина, вкус был тот же, но чуть другой, а цвет черный. Выпил – живой.

Так продолжалось все дни, пока разрисовывался Дом культуры. Костя знал уже все места, где можно купить жамку. И все они были разного цвета, жамки эти. Зеленого, голубого, синего, черного, розового…

Однажды Костя оказался случайно трезвым и задумался, а что именно он все время пьет. Почему жамка? Почему разного цвета? И почему до сих пор жив. Лежал в гостинице и думал. Завывающий за окном ледяной ветер не помешал ему выйти на улицу, так сильно было вдруг протрезвевшее любопытство, и Костя пошел к директору Дома культуры, он жил недалеко. Попить чай и задать эти вопросы.

Директор засмеялся и сказал: «Все равно не поверишь. У нас на единственном спиртзаводе стоят огромные чаны, там работают одни женщины, они приходят на смену, снимают свои трико…»

Тут Константин Михайлович повернулся ко мне и сказал: «Помните трико женские тех лет? – И тут же осекся. – Нет, вы еще точно не родились тогда». И продолжил рассказ.

…Женщины снимают трико и бросают в чаны со спиртом.