Она чуть-чуть отвела в сторону полог палатки и выглянула в образовавшуюся щель. Фэллон и я тоже наклонились к пологу и прильнули к узкому просвету, чтобы посмотреть, что происходит за стенами палатки. Снаружи во всех направлениях двигались люди. Дикая Охота подталкивала полусонных меченых к месту, где прошлой ночью горел костер, который уже потушили, несмотря на то, что солнце пока полностью не взошло.
Имельда снова повернулась ко мне, сдвинула мой плащ в сторону, чтобы взглянуть на маскировку, созданную ею на моей коже. Я чувствовала, что накрыта слоем магии, и меня охватило беспокойство, что фейри тоже могут это почувствовать.
– Следи, чтобы метка была как следует прикрыта волосами и плащом. Но особо не усердствуй, чтобы меченые не догадались, что ты что-то скрываешь, – сказала она, повернувшись и мельком взглянув на Фэллон, которая кивнула в ответ, соглашаясь с любыми молчаливыми чувствами, возникавшими между ними двумя.
– Они так тебя ненавидят, что специально могут сказать ему, кто ты такая, – сказала Фэллон, как будто мне нужно было напоминать об этом.
Меня чуть не утопили в горячем источнике, и это было достаточным доказательством того, какой судьбы они мне желали.
– Просто держись на расстоянии от всех. Оставайся рядом со мной и Фэллон и никоим образом не ищи внимания Калдриса. Они с Холтом сами решат, как нам двигаться дальше, – сказала Имельда, наконец развязав тесемки на пологе и отдернув его.
Ранний утренний свет уже позолотил стены маленького укрытия, которое нам предоставили сидхе, патрулирующие лагерь. Мы с Фэллон тоже поспешили встать и выйти, чтобы следовать за Имельдой.
Меченые торопливо выстраивались в шеренгу у пепелища костра. А какой-то странный мужчина ходил по лагерю и похлопывал руками по ткани палаток. Проспавшие спешили покинуть свои импровизированные жилища, суетливо направляясь к костру, пока Имельда двигалась вперед медленным, неторопливым шагом.
Она была ведьмой, которую никто не стал бы торопить. Она была ведьмой, которая пользовалась заслуженным уважением, даже просто беззаботно прогуливаясь среди хаоса и останавливаясь на самом его краю, за которым начиналась суета. Фэллон встала с той стороны, которая была ближе к группе меченых, чтобы я оказалась как можно дальше от них.
Сцепив перед собой руки, я пыталась подавить нервную дрожь и не сводила глаз с пепла, оставшегося от нашего костра. Зачерпнув безразличия у Имельды, я погрузилась в пустоту внутри себя.
Лицо у меня превратилось в искусно вылепленную маску, которую я слишком часто примеряла в стенах библиотеки Байрона, почувствовав, как покидают меня все эмоции, оставляя лишь оболочку, бездушную сущность, обретавшуюся внутри пузыря. Те части меня, которые делали человеком, которым я когда-то была, оказались далеко-далеко, поскольку не имели никакого отношения к моему выживанию, а значение в этот момент имело лишь оно.
Тем не менее золотая нить, что связывала меня с Калдрисом, ярко засияла где-то на периферии моего сознания, когда он вышел из своей палатки. За ночь его доспехи и кожа были начищены и отполированы, фигура поражала воображение, а голову венчала корона, которую он очень редко надевал. По пятам за ним следовали волки, как будто они подчинялись его командам, как и мертвые, которых он оживлял.
Глядя на него сейчас, я сразу вспомнила, что видел остальной мир, когда смотрел на него. Большую часть времени я проводила с другой стороны этого существа – с любящим меня Кэлумом, а не с этой ужасающей фигурой, которую видели другие – жестоким богом Мертвых, самцом фейри, который сумел поставить на колени целый город. Он шел, и снег хрустел под его тяжелыми шагами. Тишина, к которой я привыкла, исчезла, уступив место представлению, которое он устроил для Октавиана.
Было видно, как сильно с появлением Октавиана изменился дух нашего путешествия в Альвхейм. Исчезла легкая атмосфера товарищества, и неторопливый темп, которого мы придерживались, следуя через королевство, сменился спешкой.
Калдрис остановился перед нами, и его внимание было приковано непосредственно к Имельде. Она выдержала его взгляд, стоя рядом с Фэллон и мной, как и следовало опекуну.
– Надеюсь, вы трое хорошо выспались, – сказал он, и это было утверждением, а не вопросом.
Я взглянула ему в лицо, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. От обиды сердце у меня в груди забилось в бешеном темпе. Он не взглянул в мою сторону, не уделил мне ни грамма внимания – такого я никогда не испытывала.
Я так привыкла быть центром его вселенной, что все, что было меньше, разбивало мне сердце.
– Да, ваше высочество, – ответила Имельда, почтительно склонив голову.
Я быстро отвела взгляд, уставившись в землю у своих ног, следуя их примеру. Я не знала, как играть в эти политические игры.
Меня опять отымели. В который раз.
– Хорошо, – просто сказал Калдрис, двигаясь вдоль шеренги.