Что охотится в тени

Его губы изогнулись в легком намеке на ухмылку, как будто он только что нарисовал эту сцену в своем воображении.

– Единственное, что я собираюсь сжечь, – это ты, – прошипела я.

В этот миг ко мне подошел один из волков и заскулил. Недолго думая, я положила руку ему на голову, не в силах удержаться, чтобы не взглянуть на этого красноухого зверя.

Калдрис посмотрел, как нежно я коснулась животного, и уголки его губ удовлетворенно приподнялись. Этот несносный осел вел себя так, словно я погладила его, а не волка. Но все его довольство быстро сошло с лица, когда к нему подошел Холт и протянул пару наручников.

– Твоя очередь, бестия, – сказал он мне с сочувствием в голосе.

– Только через мой гребаный труп, – ответила я.

В моей памяти еще было свежо воспоминание о железе, обжигающем мне кожу. Реакция остальных меченых на железные оковы не была такой ужасной, как у меня. Им было тяжело, их тела ослабли, но железо не причинило им прямого вреда.

– В этом нет необходимости. Она не причинит вреда другим, – сказал Калдрис и оттолкнул руку Холта с кандалами от меня.

Я почувствовала тяжесть взглядов со стороны меченых. Они испытующе наблюдали за происходящим, гадая, постигнет ли меня та же судьба, что и их.

Холт удивленно повернулся к нему и понизил голос:

– Если ты продемонстрируешь привилегированное отношение к ней, то сделаешь только хуже – они начнут ее ненавидеть, – тихо произнес он.

– Как же мне повезло, что они уже меня ненавидят, – возразила я, скрестив на груди руки и глядя на предводителя Дикой Охоты.

– Тогда не давай им еще один повод для усиления этой ненависти. Ты – одна из них. Различие только в том, что тебе повезло, что твоя половина здесь, с тобой. Он не застрял в Альвхейме в ожидании, пока тебя доставят к Маб. Лишь немногим избранным фейри было позволено отправиться в Нотрек в поисках своей пары – тем, кто наиболее предан ей. У тебя уже и так есть привилегии. Я вынужден настаивать, Калд.

Несмотря на очевидную дружбу этих двоих, Холт все еще смотрел на Калдриса и ждал его разрешения заковать меня. А я в это время прокручивала в голове его заявление, задаваясь вопросом, скольким фейри было приказано оставаться в Альвхейме, полагаясь на Дикую Охоту, которая должна была отыскать их половины.

Стряхнув с себя любопытство, я повернулась и посмотрела на Калдриса, который медленно принимал кандалы у Холта.

– Мы – люди, которые не сделали абсолютно ничего плохого. Мы – люди, которые, как вы говорите, важны для вас. Если вы так обращаетесь с равными себе людьми, которых вы цените, страшно подумать, что вы делаете с врагами. Вы не должны обращаться с нами как с пленниками.

– Ты не знаешь, что значит быть пленником, – вдруг прорычал бог Мертвых.

Внезапная горячность в его голосе заставила меня сделать шаг назад. Лицо у него исказилось от этих слов, выражая абсолютное презрение.

– Считаешь, что я тебя похитил? Что я все равно что тюремщик?

Я сделала еще шаг назад, когда он подошел ближе, так что я почувствовала его дыхание у себя на щеке, когда он изогнул бровь в жестокой насмешке.

– Остановись, – сказала я.

– Я всегда буду хорошо к тебе относиться, мин астерен. Даже когда ты будешь вести себя слишком глупо, не замечая, что правда прямо у тебя под носом. Ты уже была моей задолго до того, как родилась твоя душа. И эта связь не тюрьма и не плен. Это убежище, твоя тихая гавань, где ты можешь укрыться от уродства этого мира, с человеком, которому судьбой назначено любить тебя. Принадлежать тебе.

Он коснулся ладонью моей щеки, его прикосновение было нежным, несмотря на язвительный упрек на лице.

Я потянулась вперед, схватилась за кинжал у него на боку и коснулась острием лезвия его горла. Молча предупреждая его, требуя, чтобы он держался на расстоянии и не испытывал судьбу, когда я чувствую, что не готова к его ухаживаниям. То, что я сделала раньше, было ошибкой – все сомнения, которые были у меня на этот счет, исчезли в тот момент, когда он заковал в цепи других меченых.

– Твоя тихая гавань похожа на темницу, – сказала я, взмахнув рукой с кинжалом, когда он наклонился ближе.

Его глаза заблестели, и на напряженном лице отразилось что-то вроде веселья.

– Звезда моя, хватит уже тыкать мне в горло острыми предметами. Однажды ты можешь поскользнуться. Только представь, какую вину ты почувствуешь в этом случае, – сказал он.

Внезапно он поднял руку, схватил меня за запястье и убрал мою руку от горла быстрее, чем я успела отследить его движения.

Он забрал у меня кинжал, сунул его обратно в ножны и опустил мои руки, зажав их между нашими телами. Хватка у него была крепкой, но было совсем не больно.

– Я буду сражаться в этой войне вместе с тобой до самой смерти, – заявил он, прижавшись лбом к моему.