Что охотится в тени

– Для таких существ, как ты, в загробном мире есть особое место, – прорычала я, когда наконец бросила на него самый яростный взгляд, на который была способна из-за смущения.

– Надеюсь, что еще нет. Мне бы очень не хотелось пропустить такое шоу, – сказал Холт, отворачиваясь от палатки.

Я натянула на колени одеяло и уютно свернулась под прохладным вязаным полотном, желая согреть его теплом своего тела и пытаясь отогнать шокирующее возбуждение, охватившее меня при мысли о том, как Калдрис трахнет меня на глазах у публики.

Нет, это была не я. Может, для фейри это нормально, но я-то человек. Я родилась человеком и, ради богов, человеком покину этот мир.

Холт остался стоять на месте, не говоря ни слова, пока мы ждали, когда вернется Калдрис с обещанной едой. Желудок у меня заурчал, словно подчеркивая мой голод, и урчание разнеслось по палатке.

– В разгар зимы трудно найти, чем можно набить себе желудок, – многозначительно сказал он, словно подтверждая, что у меня мало шансов выжить в одиночку.

Как будто я без него этого не знала. Как будто тот горький, но короткий период, который мы с Бранном провели вместе, выживая сами по себе, был чем угодно, но только не очевидным показателем моей собственной неадекватности.

Голова Холта внезапно склонилась набок, и его внимание переключилось на небо, когда он взглянул вверх.

– Оставайся внутри. Если ты хочешь получить хоть какой-то шанс на выживание, оставайся в этой гребаной палатке, Эстрелла, – сказал он, закрыв полог и оставив меня в темноте.

Потянулись долгие мгновения в тишине, пока я ждала, прислушиваясь к звуку любого движения за стенками палатки. Но ничего не происходило, будто сам мир застыл.

Когда полог наконец откинули, я вздрогнула. В палатку в спешке вошел Калдрис. Он увидел, что я сижу на спальнике, и спина у него расслабилась, плечи опустились от облегчения. Рука, в которой он держал тарелку, полную еды, опустилась ниже, когда он сделал первый шаг ко мне.

– Она вообще не выходила? – спросил он, поворачиваясь, чтобы пригвоздить Холта взглядом, в котором было столько страха, что мое сердцебиение участилось в ответ.

Что, черт возьми, происходит?

Холт посмотрел на меня, пронзив насквозь многозначительным, но ничего не выражающим взглядом.

– Нет, – ответил он, удивив меня. Хотя, конечно, он был прав. За пределы палатки я не вышла, но только благодаря его вмешательству. – Из палатки она не выходила.

Слова были не ложью, а тщательно продуманным заявлением, чтобы избежать правды.

Калдрис скинул ботинки, опустился на спальник рядом со мной и наклонился вперед, чтобы агрессивно коснуться губами моего лба.

– Слава гребаным богам, – пробормотал он, и даже когда его губы прижались к моей коже, я чувствовала, что его внимание сосредоточено на другом человеке.

– Что происходит? – спросила я, отстраняясь и глядя на него в замешательстве.

Было что-то необычное в его беспокойстве, что-то, что не имело никакого смысла, потому что вокруг не было никакой суматохи – ничего, кроме заполнившей пространство тишины.

– Ты когда-нибудь видел их такими раньше? – спросил Калдрис, игнорируя мой вопрос.

Его испытующий взгляд был по-прежнему прикован к Холту.

Этот мужчина представлял собой смесь белого цвета, теней, струй воздуха, которые, переплетясь, каким-то образом обрели телесную форму. Он выглядел бледнее обычного, когда ненадолго переключил свое внимание на меня.

– Нет. Она теряет терпение, – сказал он, приложив руку к груди.

Калдрис повторил это движение, потирая рукой сердце так, что мне стало больно.

– Кто? – спросила я, ненавидя себя за то, что целиком и полностью погрузилась в разговор, который, казалось, касался меня.

– Маб, – ответил Калдрис, и его темный взгляд встретился с моим.

Он вздохнул, скользнув у меня по лицу полными беспокойства глазами.

– Убийца-козодой только что пролетел над нами. Они что-то ищут.

– Дочь Маб? – спросила я, переключая на себя их внимание.

– Может быть. Скорее всего, она хочет посмотреть, что меня так задержало. Доверие к своим детям не является ее сильной стороной, – признал он, ненадолго наклонив голову вперед, и снова повернулся и кивнул Холту, который, завязав шнурки на пологе, исчез из проема, наконец оставив нас одних.

– Она называет вас своими детьми? – спросила я, нахмурив брови, подумав, как это было ужасно, когда она украла их из родных семей.

– Не подумай, что из любви, – сказал он, меняя позу, чтобы усесться поудобнее.

Он поднес к моим губам кусок хлеба, позволив мне нерешительно откусить от него. Хлеб был далеко не свежим, а черствым и засохшим снаружи, но все равно на вкус был одним из лучших блюд, которые мне довелось пробовать. Желудок у меня снова заурчал, пока я жевала, наблюдая, как Калдрис тоже откусил кусочек от той же корки.

– Просто напоминает нашим семьям, что теперь мы принадлежим ей. Вот и все.

Он поднес ко рту кусок вяленого мяса, и я, скривившись от усилий, откусила. Он улыбнулся и оторвал зубами свой кусок.

– Как это сходит ей с рук? Почему никто не пытается сбежать? – спросила я, постаравшись прожевать и проглотить свой кусок.