Я ударила его ладонью по груди, пытаясь встать с него. Этот гребаный придурок должен был понимать, как я это восприму. Должен был знать, что это меня сломает.
Он поднял руку к груди, потер покрасневшую кожу на месте удара и потянул меня к себе другой рукой, пока я не улеглась на нем. Перекатив меня вниз, на спину, он широко раздвинул мои бедра и улегся между ними.
Прижавшись ко мне, он почти не оставил сомнений относительно того, что он предпочтет, если ему придется сделать выбор между моим телом и моими секретами.
– А ты что подумала? Что я люблю Маб? – изумленно спросил он, и в голосе у него прозвучал смешок. – Зачем мне любить чудовище, если подо мной лежит такая красавица, моя милая половинка?
– Но был же
Он ласково улыбнулся мне, поднял руку, положил мне на щеку и посмотрел на меня с такой нежностью и тоской, что я потеряла способность дышать.
– Ты, Эстрелла. Это было сложно, потому что я не мог связаться с тобой, но я все равно скучал по тебе каждый день. Ждал того дня, когда я встречу и узнаю тебя, – сказал он.
Мое сердце снова остановилось, и никакой сверхъестественной причины для этого не было, кроме одной – своим признанием он заставил его трепетать и пропускать удары.
Пока я рассказывала ему о мужчине, который лишил меня девственности, он поэтически восхвалял… меня?
Я сглотнула, прикусив щеку изнутри, когда он усмехнулся.
– Я же сказал тебе, что это хорошо, что он уже мертв. Твой
– Если ты не позволишь мне ответить тем же женщинам, с которыми был ты, пока я находилась в ловушке этого бесконечного цикла перевоплощений, это вряд ли покажется справедливым, – сказала я, отворачиваясь, чтобы попытаться понять реальность того, что он сказал.
Что заставил меня почувствовать.
Но он, похоже, не собирался останавливаться и хотел продолжать потрясать мой мир и переворачивать его. Он усмехнулся, наклоняясь вперед, чтобы, поддразнивая меня, коснуться моих губ своими.
– Этот список будет милосердно коротким, звезда моя. Потому что с того момента, как ты достигла совершеннолетия в своей первой жизни и между нами установилась связь, у меня не было никого.
Я сделала паузу, пытаясь не думать о звоне в ушах.
– Что? – глупо спросила я, моргая, в изумлении повернувшись к нему лицом.
– Чтобы ты не попыталась обвинить меня, что я исказил свои слова, я буду предельно ясен. Я не целовался ни с одной женщиной. Я ни к кому не прикасался, не трахался и не позволял никому прикасаться ко мне подобным образом с того самого момента, как узнал, что ты существуешь. Я бы никогда не проявил такое неуважение к своей половине, которую считаю
– Значит, до той ночи, когда мы были в источнике, под звездами, у тебя не было секса…
– Более трехсот лет, – признался он, усаживаясь подо мной.
Его живот изогнулся от движения, и лицо оказалось прямо перед моим. Оно было абсолютно искренним, и даже в его выражении ничего не скрывалось. Сейчас он хотел, чтобы я увидела правду, чтобы поверила ему.
– Неужели все фейри подавляют свои… – я замолчала, обдумывая слова, чтобы правильно передать то, что хотела сказать, – порывы, если их половина находится с другой стороны Завесы?
– Не все, но некоторые, я уверен. Трудно убедить себя быть верным своей половинке, когда знаешь, что где-то там она ведет других мужчин в свою постель. Были времена, когда я хотел наказать тебя за это, – признался он, сжимая мою щеку. – Но я не мог, потому что знал, что это будет несправедливо по отношению к тебе. Ты же обо мне не знала, но я тебя знал лучше, чем себя.
– Я не знаю, что на это сказать, – призналась я, вздыхая и глядя ему в глаза.
Никогда бы не подумала, что он так долго хранил целомудрие. Он оставался верным мне, хотя я при этом не могла быть с ним: мужчина, которого я даже не знала, ждал меня так долго.
У меня в сознании вспыхнуло воспоминание о его изображении: он, сидящий у скалы, и две человеческие женщины, преклонившие колени у его ног, – он мог бы получить все что угодно, если бы захотел. За всю свою жизнь я не встретила ни одного мужчины, который был бы способен на такое ради меня, и это дорогого стоило.
– Тебе не надо ничего говорить. Я поступил так, потому что просто не вынес бы прикосновение другой женщины к своей коже, – сказал он, наклоняясь вперед, чтобы с нежностью прикусить кончик моего носа. – А теперь расскажи мне о лиловике.
Я остолбенела, глядя на него в изумлении, нисколько не сомневаясь, что он выберет физическую близость, которой он так жаждал.
– Что?