Он поднял руку, чтобы снова коснуться своей груди и потереть ее там же, где они с Холтом касались чуть ранее.
– Это история для другого раза, детка, и ее не следует рассказывать, наслаждаясь такими деликатесами.
На лице у него расплылась игривая улыбка, почти заставив меня рассмеяться, когда он снова поднес черствый хлеб к моим губам.
– Где ты нашел еду? – спросила я, думая о том, какой должна быть еда в Альвхейме.
Если самой зеленой зоной в Нотреке были сады на краю границы, то вряд ли можно было предполагать что-то иное о самой земле фейри. Но плоды и ягоды быстро портятся при перевозке.
– О, знаешь ли, все немного проголодались, поэтому ободрали лошадей до костей, – сказал он, приподняв бровь и размахивая кусочком мяса у меня перед носом.
Я усмехнулась его глупой шутке, забрав себе хлеб из его руки, и откусила еще один кусочек, пока он вгрызался в мясо.
– Украли? – спросила я, жуя.
– Украли – это сильно сказано, – сказал он, замолчав и отводя взгляд в сторону.
Он посмотрел на мою руку, которой я держала оставшийся хлеб, и прижался к моему бедру. Своей исцеленной рукой он схватил мою и поднес прямо ко рту, чтобы откусить еще кусочек. Его глаза все это время неотрывно смотрели на меня.
Задумчиво жуя, он скормил мне последний кусочек мяса. Когда я открыла рот и он положил его мне на язык, у меня возникло ощущение обжигающей близости. Просто удивительно, как у него получалось даже самый обыденный момент превратить в сексуальный заряд.
– Однажды, совсем скоро, мы будем лежать в постели во дворце – в Катансии. В углу комнаты будет бушевать огонь. А я буду кормить тебя с рук вот такой лиловикой – так мы называем лиловые ягоды, – сказал он, протягивая ко мне согнутую в горсть ладонь, чтобы продемонстрировать размер прекрасных ягод.
– Нет! – выкрикнула я.
Голос прозвучал резче, чем мне хотелось, и я отклонилась от него. Но тут же поняла, что меня снова притянуло к нему, как мотылька к огню. А я не должна была ничего хотеть – только держаться от него как можно дальше.
Лиловые ягоды напомнили мне об играх, в которые играют мужчины, о том, что они опасны и им нельзя доверять.
– Нет? – спросил Калдрис, в замешательстве нахмурив брови. – Никто в здравом уме не может отказаться от лиловой ягоды.
Он рассмеялся, и звук его смеха отозвался во мне очень странным образом. Тело у меня стало слишком горячим, запылав словно в лихорадке, когда я вспомнила все, что мне довелось пережить от рук человека, который имел власть над моей жизнью.
Все, что он хотел, – это вырастить и подготовить меня к тому, чтобы однажды я стала его женой. Я была так молода, годилась ему в дочери, и эта разница в возрасте была просто шокирующей.
Хотя, ради всех богов, о чем я говорю – Калдрис был еще старше. Он вообще мог быть моим доисторическим предком.
– Я могу, – сказала я, сбрасывая с себя одеяло. – Я их ненавижу.
– Та-а-ак… что я пропустил? – спросил он, отставляя тарелку в сторону и наклоняясь ко мне.
Он взял меня за подбородок большим и указательным пальцами, повернув мое лицо к себе и встретив пристальный взгляд своим испытующим.
– Ничего, – сказала я, чувствуя, как глаз у меня дергается от лжи.
– Ничего? Как и твои шрамы? – спросил он внезапно севшим голосом, когда взглянул туда, где я сжала руки. – Скажи мне, детка. Я хочу знать, как долго мне надо будет его мучить, прежде чем я дарую ему смерть. Нескольких десятков лет пыток будет достаточно? Или мне отправить его душу в преисподнюю бездну Тартара, чтобы ее склевал козодой и она исчезла навечно?
Я сглотнула, пытаясь придумать ответ, который избавил бы меня от этого разговора. Я не хотела ни о чем говорить – не хотела больше раскрывать Калдрису свои тайны. Он не должен владеть этой частью меня, но девушка, ожесточенная своим прошлым и жаждущая мести, наслаждалась бы знанием того, что Калдрис отомстит моему мучителю, даже спустя много времени после того, как он меня потерял.
Но мне не хотелось быть такой. Я хотела быть сильной – человеком, который спасся и выжил, чтобы повернуться спиной к тем, кто причинил мне зло, и не тратить энергию на такие вещи, как месть. Об этом мы говорили с Мелиан.
– Пусть будет где-то посередине, – ответила я, и мои губы скривились в сухой улыбке, когда я подняла на него глаза.
Его взгляд, казалось, окутывал меня тьмой, а ноздри раздувались.
– Но разве можно вести такие разговоры, вкушая деликатесы, – сказала я, сунув в рот последний кусок хлеба и тщательно пережевывая его, чтобы отсрочить разговор.
– Как замечательно, что ты только что съела последний кусочек, мин астерен, – сказал он, отпуская мой подбородок и забирая мои руки в свои.
Он смотрел на меня сверху вниз, пытаясь заставить сказать правду.
– Ты считаешь меня равной себе? – вместо этого спросила я, глядя на свои руки в его руках. – Или я просто домашнее животное, как нам вдалбливали в голову?
– Ты – моя половина, – произнес он, протягивая ладонь к моему лицу.
Он погладил меня по скуле большим пальцем, не отводя от меня пристального взгляда, и больше всего на свете мне хотелось верить его словам.