Что охотится в тени

– Ты сказала, что, если я расскажу тебе, какую власть имеет надо мной Маб, ты расскажешь мне, почему не переносишь вкус лиловики, – объяснил он, потянувшись вперед, чтобы заправить прядь волос мне за ухо.

Он фыркнул, когда понял, что я ожидала, что он выберет мое тело, а не секрет.

– Я всегда выберу тебя, мин астерен, – произнес он, нахмурив брови, и посмотрел на меня взглядом, в котором мелькнуло что-то похожее на смущение. – Твое тело – это просто упаковка, которая дает второй половине моей души временное пристанище. Став твоей половиной, я, можно сказать, вышел из строя, если ты еще этого не знаешь.

– Думаю, мне следовало это знать, – вырвалось у меня хриплым шепотом, хотя я и не хотела произносить эти слова вслух.

Калдрис широко мне улыбнулся, и его улыбка засветилась в окружающей нас тьме. В закрытой палатке не было видно ни луны, ни звезд, которые могли бы дать хоть немного света ночью. Я не была уверена, что была способна так хорошо видеть в темноте.

По крайней мере, когда была человеком.

– Лорд Байрон любил усадить меня к себе на колени и кормить этими ягодами, пока обрабатывал мне раны на руках, полученные во время сбора урожая, – сказала я просто, наблюдая, как взгляд Калдриса упал на тонкие белые шрамы на тыльной стороне ладони.

– А сколько тебе было лет, когда лорд Байрон начал этим заниматься? – спросил он.

Голос у него стал очень низким, его звучание теперь даже отдаленно не походило на голос человека. Он стал глубоким, словно его божественная сила проходила через горло и накрывала собой воздух.

– Семь, – вздохнула я, наблюдая, как он в изумлении поднял голову. – Когда я стала старше, он заставлял меня кормить его ими, пока он… – Я сделала паузу, не в силах подобрать слова, чтобы описать те ужасы, через которые мне пришлось пройти, как только я достигла совершеннолетия.

– Он что? – спросил Калдрис, прищурившись, глядя прямо мне в лицо.

Его голос окутывал меня пеленой, вызывая мурашки на коже, когда я почувствовала, что мое признание может нести в себе опасность.

– Пока он трахал ночных бабочек, которые приходили, чтобы доставить ему удовольствие. Он заставлял меня садиться на край стола перед ним, пока он сидел в кресле. А женщины… либо скакали на нем, либо отсасывали.

Калдрис осторожно уложил меня на спальник, а сам встал. Ему было плевать на холод, пока он мерил шагами маленькое пространство палатки.

– Он к тебе прикасался? – спросил он.

Тело у него напряглось, когда он расправил плечи, руки сжались в кулаки. На мгновение он отвел взгляд, потому что я стала сомневаться, стоит ли мне отвечать.

Ярость, волнами катившаяся от него, заставила меня пожалеть, что он выбрал мой разум, а не физическую близость.

– Вернись, пожалуйста, в постель, – мягко сказала я, выдавливая из себя улыбку, которую он не мог видеть, повернувшись ко мне спиной.

В голове у меня билась мысль, что, наверное, он просто больше не хочет меня, потому что надо мной надругались, осквернили меня, что заставило его сомневаться в чувствах ко мне, о которых я не хотела знать.

– Он. К тебе. Прикасался? – спросил он еще раз, поворачиваясь, чтобы впериться в меня своим ярко-голубым взглядом.

Снаружи дул ветер, злобно дергая за полотно палатки, напоминая о зимней непогоде. Снаружи кричали люди, и я невольно уставилась на завязки на пологе.

Нервно сглотнув, я натянула одеяло до плеч. Мне хотелось спрятаться в него, как в норку.

– Не в те ночи, – ответила я, уклоняясь от правды о том, что происходило в те ночи, когда мы были одни в этой богом забытой библиотеке.

– Не в те ночи, – сказал Калдрис, склонив голову набок и горько усмехнувшись. – А в какие?

– Он не трахал меня, если тебя волнует это, – огрызнулась я, сердито глядя на него.

– Он применял к тебе насилие? Касался тебя непристойным образом – так, как ты не хотела? – спросил он.

Эти вопросы не оставили мне возможности избежать ответа. Я не хотела ему лгать. Я хотела проявить к нему такое же уважение, которое ждала и от него, и что-то мне говорило, что именно так и надо поступить.

Нижняя губа у меня дрожала, пока я готовилась произнести слово, которое, как мне казалось, могло изменить все между нами. Мой ответ мог оттолкнуть его раз и навсегда. Он должен прозвучать так, как я хотела. Отвечать надо было с гордостью. Возможно, тогда у меня появился бы шанс обрести свободу.

– Да, – прошептала я.

Слово прозвучало резко, словно удар хлыста, и его отзвук эхом прокатился по палатке.

Он дышал глубоко, но прерывисто, у него сотрясалось все тело, когда он снова повернулся ко мне. Он посмотрел на меня сверху вниз, челюсти у него сжались, а голубые глаза стали черными. Затем протянул руку и схватил тарелку со спального мешка.

Взорвавшись, он швырнул ее в стенку палатки с ревом, который эхом отозвался во мне. В ответ на этот звук внутри у меня все замерло, и боль стрелой пронзила душу.