Что они несли с собой

И потому весной 1956 года, когда мы были в четвертом классе, я пригласил ее на первое настоящее в моей жизни свидание — на самом деле это было двойное свидание, поскольку поехали мы с моими родителями. Не помню в точности, как все сложилось, наверное, моя мама договорилась с родителями Линды, и тот влажный весенний вечер мой отец вел машину, а мы с Линдой сидели на заднем сиденье и смотрели в противоположные окна, стараясь делать вид, будто ничего особенного не происходит. Но для меня происходившее было очень даже особенным. Я знал, что мне надо сказать ей нечто важное, серьезное и значительное, но я не мог выдавить ни слова. Мне было трудно дышать. Временами я поглядывал на нее и думал: «Какая же она красивая!» Белая кожа и темно-карие глаза, и то, как она улыбалась миру, — чудилось, она всегда улыбалась, точно сам Бог создал ее лицо таким, чтобы с него никогда не сходила улыбка. Помню, тогда на ней была красная шапка, которая показалась мне модной и изысканной, очень необычной. На самом же деле это была простая шапка-колпак, с длинным хвостом, который словно бы вырастал у Линды из затылка. Шапка напоминала колпачки эльфов, помощников Санты, — та же форма, тот же цвет, такая же пушистая белая кисточка на конце.

Пока я сидел на заднем сиденье, мне хотелось найти способ дать ей знать, что я чувствую, сказать какой-нибудь комплимент, но я сумел выдавить лишь глупое замечание про ее шапку.

— Ух ты, — промямлил я, — классный колпак.

Линда улыбнулась, глядя в свое окно, она ведь поняла, что я имею в виду, но мама повернулась и посмотрела на меня строго. Это меня удивило. Я же не какую-нибудь страшную тайну открыл.

Остаток пути я держал рот на замке. Мы припарковались перед магазином Бена Франклина и пешком пошли по Мейн-стрит к кинотеатру «Стейт». Первыми бок о бок шли мои родители, потом — Линда в новой красной шапке, а я тащился в десяти или двадцати шагах позади. Мне было девять лет, я еще не научился вести светские беседы. Периодически мама оглядывалась, чтобы жестом поторопить меня.

Помнится, у билетной кассы Линда встала чуть в стороне. Я у буфета рассматривал сладости, и мы оба старательно и неловко избегали встречаться глазами. Вот как мы поняли, что влюблены. Это было озарение. Пожалуй, ни одному из нас не пришло бы в голову употребить слово «любовь», но из-за того, что мы друг на друга не глядели и друг с другом не разговаривали, мы отчетливо уяснили, что нас связывает нечто огромное и непреложное.

За спиной у меня, в кинозале, ревела веселенькая музыка мультфильма.

— Эй, поди сюда, — сказал я. Я почти набрался смелости посмотреть на Линду. — Хочешь попкорна или еще что-нибудь?

* * *

Рассказывая историю, словно бы видишь некий сон и надеешься втянуть в него читателей или слушателей, надеешься, что твое воспоминание, воображение и слова создадут в твоем и их сознании новый мир. Иллюзию жизни.

Например, Тед Лейвендер имел обыкновение глотать по утрам четыре-пять таблеток транквилизатора. Это давало ему шанс справиться с реальностью, таблетки помогали ему продержаться еще день. Помню, какие безмятежные у него были глаза. Даже когда дела принимали скверный оборот, на лице у него оставалось мечтательное выражение, — приблизительно этого он и добивался, эдакого бегства в иную реальность.

— Как сегодня война? — спрашивал кто-нибудь, и Тед Лейвендер отвечал с мягкой, ошалелой улыбкой:

— Да так, брат, сочная. Вкусная у нас нынче война.

В апреле он получил пулю в голову у деревни Тхан Кхе. Нам с Кайовой и еще паре парней приказали подготовить его тело к отправке вертолетом. Помню, как я сел на корточки, не желал смотреть, но все равно смотрел. У Теда Лейвендера не было левой скулы. Вокруг глаза — набухшая чернота. Быстро, стараясь ничего не чувствовать, мы обшарили его карманы. Боже, как я жалел, что у меня нет перчаток! Но я ненавидел не кровь, а ощущение мертвечины. Мы сложили его личные вещи в пластиковый пакет, а пакет привязали к запястью. Мы забрали фляжки и патронные сумки, завернули его в его собственную плащ-палатку и отнесли на сухое рисовое поле, где и положили осторожно.

Некоторое время все молчали. Потом Митчелл Сандерс рассмеялся и посмотрел на зеленую плащ-палатку.

— Эй, Лейвендер, — окликнул он. — Как сегодня война?

Повисло короткое молчанье.

— Да так, брат, сочная, — ответил кто-то.

— Это хорошо, — пробормотал Сандерс. — Это очень, очень хорошо. Теперь всё путем.

— Эй, я больше не потею и такой мягкий…

— Вот и не нервничай. Больше незачем таблетки глотать. Мы «стрекозу» вызвали, будет у тебя трип всей жизни.

— Ага…

Митчелл Сандерс улыбнулся.

— Эта «стрекоза» высоко тебя забросит. Совсем расслабит. Иначе взглянешь на все это дурацкое дерьмо.

Мы видели мечтательные голубые глаза Теда Лейвендера. И мы почти слышали его голос.

— Отлично! — произнес кто-то. — Я готов к полету.

Шум ветра, крики птиц и тишина полдня — мир, в котором мы находились.