Что осталось от меня — твое

Я знала, что сохраню письма Каитаро. Эти листы бумаги с линиями, выведенными его рукой. Я не сожгу их. Не смогу. Я навсегда останусь связанной с мамой и ее любовником, но все остальное — только мой выбор. Сартр, с чьими книгами когда-то познакомил меня дедушка, говорил: «Свобода — это то, что я сам сделал из того, что сделали со мной». Настал мой черед: я сама должна построить себя, свое будущее и собственную жизнь.

Самолет стал набирать высоту. Я взглянула на город под нами, Саппоро стремительно уменьшался, исчезая в облачной дымке. Вскоре Хоккайдо с его вулканами, озерами и длинными вдающимися в море языками суши остался позади. Мы обогнули край залива Утиура[120], пересекли пролив Цугару[121], скользя над вспененной белой водой, и повернули к побережью Хонсю. Теперь внизу плыли леса и горные хребты Аомори[122], так круто вздымавшиеся вверх, что поселки на их склонах казались зажатыми в узких расщелинах между скал.

Когда мы миновали Фукусиму[123], гористая местность сменилась золотистыми рисовыми полями Тотиги[124], затем земля превратилась в калейдоскоп цветов — зеленые полосы леса примыкали к коричневато-желтым лоскутам сжатых полей. Долго внизу тянулись, отливая серебристым блеском, нескончаемые ряды промышленных теплиц, в которых круглый год выращивают огурцы и помидоры. По берегам рек попадались небольшие поселения, окруженные сетью проселочных дорог и тропинок. Но когда мы пересекли равнины, деревни стали расти, превращаясь в городки, а городки — в густонаселенные города. И наконец показался сияющий огнями мегаполис — Токио, мой дом.

Самолет начал разворот, я видела в иллюминатор, как на фоне освещенного солнцем неба кончик крыла накренился и пошел вниз, земля текла подо мной. Показались окраины Токио, сплошная череда бетонных конструкций, переходящих одна в другую, которые вздымались все выше по направлению к центру, превращаясь в лес из стекла и металла — символ прогресса и цивилизации.

Я смотрела вниз, пытаясь найти ту ветку железнодорожных путей, по которой ехала всего несколько недель назад. Мысленно я видела здание вокзала и красное кирпичное здание тюрьмы в Тибе, охранника у ворот, потягивающего утренний кофе из пластикового стаканчика. Целый день ему приходится выдавать опросные листы посетителям, пришедшим на свидание к заключенным. А по улицам городка за пределами тюрьмы ходят люди, каждый спешит по своим делам. Я бросила взгляд на часы, отметив дату и время. Через пару часов из ворот тюрьмы выйдет человек и вольется в этот поток пешеходов. Сегодня последний день заключения Каитаро Накамуры, совсем скоро он будет свободен.

После встречи с ним я часто думала о том, чем займется Каитаро, когда выйдет на свободу. На допросах он повторял, что жизнь без Рины потеряла для него смысл. Поэтому мне невольно пришла в голову мысль — не задумал ли он покончить с собой? Куда направится Каитаро? В таинственный Лес Самоубийц, чтобы там умереть?[125] Вряд ли. Думаю, он, как и я, будет жить с памятью о моей маме. С памятью о том, что он натворил.

Самолет приближался к Ханеде. Я сидела, припав к иллюминатору. Токио полностью заполнил пространство передо мной. Всматриваясь в него, я различала границы старого города, вплетенные в ткань мегаполиса, словно годовые кольца на стволе дерева.

Из аэропорта поезд довез меня до станции «Синагава» — бывшего форпоста, ныне оказавшегося в центре города. Синагава — последнее место, где жила моя мама. Шагая по подземным переходам и бесконечным тоннелям среди мигающих неоновых вывесок, я думала о маленькой деревушке, расположенной на окраине Эдо, которая превратилась в международные ворота Токио. Потоки людей, прибывающих со всего мира, проходят через эти залы, где полы отполированы до блеска, так что в них можно смотреться как в зеркало.

Час пик миновал, но на станции было многолюдно. Поднявшись по эскалатору, я прошла через турникеты и остановилась под большими станционными часами. Секундная стрелка мерно двигалась, неумолимо отсчитывая последние мгновения до назначенного часа. Я представила, как Накамуру ведут по тюремному коридору, его запястья пока еще скованы наручниками. Охранники готовят его вещи — сумку с одеждой, разные мелочи и конверт с деньгами, которые он заработал на тюремной фабрике. Я видела, как они подписывают документы, размыкают наручники. Последний росчерк пера, взмах магнитной ключ-картой — и двери открываются. Каитаро Накамура уверенно, хоть и медленно, переступает порог, жмурясь от солнечного света.